Сироты вечности

Утро. Свет, заливающий класс, радует мисс Гейсс, как не радовал уже много лет. Подходя к доске, чтобы написать рядом с расписанием на день следующее задание, мисс Гейсс замечает, что сама она куда моложе. На ней платье, в котором она шла с мистером Фарнемом по Бруклинскому мосту.

– Достаем книги для чтения, – негромко говорит она. – Группа «Зеленый салат» берет книжки, листки с вопросами и пересаживается вперед. «Загадочный тапок» выписывает слова, я посмотрю ваши словарики, когда мы закончим с «Зеленым салатом». «Спринт» переписывает задание из рабочей тетради и готовится отвечать на вопросы. Кто закончит раньше, может взять карточку с дополнительным заданием на сообразительность.

Дети принимаются за работу. Группа за столом читает вместе с мисс Гейсс и тихонько отвечает на вопросы, остальные делают задания с тем почти неслышным гулом, какой звучит постоянным фоном в каждом хорошем классе.

Покуда «Зеленый салат» пишет ответы на вопросы, мисс Гейсс подходит к другим детям.

На Саре завязанный шапочкой платок, узелки торчат, словно кроличьи ушки. Вообще-то, мисс Гейсс не разрешает носить в классе шапки и платки, но Сара облысела от химиотерапии. Одноклассники ее за это не дразнят, даже Тодд.

Сара наклонилась над рабочей тетрадью и щурится, пожевывая ластик на конце карандаша. Ей девять. Глаза у нее голубые, кожа – молочно-белая, полупрозрачная, как осколок дорогого фарфора. На щеках как будто играет здоровый румянец, но, приглядевшись, можно увидеть, что это мама нанесла ей чуть-чуть макияжа, а Сара все такая же бледная, изнуренная болезнью.

Мисс Гейсс останавливается рядом с ней:

– Что-то не получается?

– Не понимаю вот тут. – Сара тычет в тетрадь пальцем. Ногти у нее такие же искусанные, как ластик на карандаше.

– Тут сказано выбрать правильную приставку и поставить ее перед словом, – шепчет мисс Гейсс.

В первом ряду Кирстен с громким скрежетом точит карандаш. Весь класс смотрит, как Кирстен сдувает карандашную стружку в мусорное ведро, тщательно осматривает кончик и вновь начинает скрежетать точилкой.

– Что такое приставка? – шепчет Сара.

Мисс Гейсс наклоняется ниже. Сейчас они связаны узами конспирации, создаваемой близостью и гипнотическим фоновым гулом класса. Мисс Гейсс чувствует щекой тепло девочкиной щеки.

– Ты помнишь, что такое приставка, – говорит мисс Гейсс и показывает Саре, что надо было сделать.

Мисс Гейсс возвращается к столу, как раз когда «Зеленый салат», ее продвинутая группа, возвращается за парты, а вперед выходит «Спринт», ее маленькая коррекционная группа. В «Спринте» всего шесть учеников, из них четверо мальчики.

– Дэвид, – говорит она, – ты можешь нам объяснить, как дельфин и спас мальчика, и чуть не сделал ему плохо?

Дэвид морщит лоб, словно в глубокой задумчивости, и жует карандаш. В его рабочей тетради не написано ни слова.

– Тодд, – говорит мисс Гейсс, – может быть, ты нам объяснишь?

Тодд поднимает на нее злые глаза. Он как будто все время занят каким-то сердитым внутренним спором.

– Что?

– Расскажи нам, как дельфин и спас мальчика, и чуть не сделал ему плохо?

Тодд начинает было пожимать плечами, но в последний момент останавливается. Мисс Гейсс отучала его от этой привычки терпением и положительным подкреплением: похвала и ответственные задания по классу, если он не пожимал плечами целый день, грамота, которую можно отнести домой в конце недели.

– Он его спас, – говорит Тодд.

– Очень хорошо, – с улыбкой произносит мисс Гейсс. – От кого спас?

– От акулы, – отвечает Тодд. Волосы у него грязные и нечесаные, лицо чумазое, но глаза голубые, ясные и горят сердитым огнем.

– А как это чуть не обернулось для мальчика бедой? – Мисс Гейсс оглядывает маленькую группу, выбирая, кого спросить следующим.

– Мисс Гейсс, они идут, – громко говорит Тодд.

Мисс Гейсс смотрит на самого рослого своего ученика, собираясь сказать ему, что перебивать нельзя, но от увиденного у нее язык прилипает к гортани.

Глаза у Тодда запали и подернулись белесой пленкой. Кожа видом и цветом стала как брюхо у дохлой рыбины. Зубов нет, десны бескровные, синие. Тодд открывает рот шире, и вдруг это уже не рот, а дыра в мертвом лице. Голос идет из живота, словно обрывки записи из какой-то омерзительной куклы.

– Скорее, мисс Гейсс, они идут сделать нам плохо. Проснитесь!

Мисс Гейсс села на кровати, часто дыша. Сердце бешено колотилось. Она нашла на тумбочке очки, надела их, огляделась.

Все было в порядке. Белый свет прожекторов, пробиваясь сквозь жалюзи, рисовал прямоугольники на полу классной комнаты верхнего этажа, которую мисс Гейсс переоборудовала в спальню. Мисс Гейсс прислушалась сквозь стук крови в ушах, но не различила никаких необычных звуков из класса внизу. За окнами было тихо. Ряд безмолвных мониторов рядом с ее диванчиком показывал пустые коридоры, освещенный прожекторами двор, пустые игровые площадки. Ближайший монитор показывал темный класс. Ученики стояли, или лежали лицом на парте, или натягивали цепи. Все они были на месте.

«Просто дурной сон, – сказала себе мисс Гейсс. – Ложись обратно».