Сироты вечности

Сейчас здесь находилась погребальная барка. Мы прошли за ней через Плерому к этой планете и рассчитывали три дня спустя отправиться за ней к следующей.

Судя по лицам арбайтеров, безмолвно провожавших нас взглядом, пока мы плыли через город и над дорогой, пробитой в скалах, никто не надеялся, что мы вернемся живыми. Возможно, мы и сами на это не надеялись, однако общее возбуждение было непритворным. Кемп, Конделла, Бербенк, Поуп, Старый Адам и другие старшие актеры в один голос утверждали, что еще ни одну странствующую шекспировскую труппу не приглашали играть перед архонтами. Мы не знали, чего ждать.

Драгоман, который заходил в церковь (если это был тот же – для меня они все на одно лицо), с несколькими архонтскими кабирами сидел в рубке грависаней, а мы – на открытой грузовой платформе, где обычно возят гробы. Так что возможности поговорить с ним не было. Кабиры, созданные архонтами для «Музы» и других виденных мной человеческих кораблей (тех, на которых летали шекспировские труппы, совершенные и физиократы), больше напоминали огромных металлических пауков, чем органических существ, у тех же, что были с драгоманом в рубке, я приметил куски тела, руки и даже рот, более губастый и человеческий, чем у самого драгомана. Кожа, губы, зубы и все остальное выглядели так, словно сделаны из человеческих запчастей. Смотреть на это было странно и неприятно.

И еще я странно чувствовал себя в полном костюме и гриме так задолго до представления. Мы прихватили с собой костюмы для следующих сцен и кой-какой реквизит: стулья, стол, кинжалы и так далее – но декораций и задника у нас с собой не было.

И мы понимали, что у нас не будет ни компьютерного света, ни микрофонов, которые в шатре обеспечивала «Муза».

Сани скользили в двух метрах над дорогой, уводящей вверх к башне Мезель-Гуль.

Никто из нас не видел космопорт или погребальную барку вблизи, так что, когда сани достигли уступа и бесшумно поплыли мимо идеально ровной посадочной площадки, мы уставились во все глаза. Барка, мрачная в полном соответствии со своим назначением, парила метрах в пяти над черными обожженными камнями – гладкий темно-серый трехбашенный корпус. К хранилищам-рефрижераторам спустили пандусы, и такие же пугающие мясо-металлические кабиры поднимали по ним саркофаги размером как раз на человека. Изнутри барки шел тусклый красный свет. Она наверняка могла вместить десятки тысяч саркофагов.

В космопорте было еще три архонтских корабля. Мы видели такие, проходя из Керомы в Плерому и обратно, но то всегда были видеоизображения, промельки, нечеткие голограммы. Вблизи три серых мрачных корабля, корявые, ощетинившиеся орудийными башнями и щитами, напомнили нам, что архонты – свирепая раса. После стольких веков мы по-прежнему не знали, что за враги у них там, в темных световых годах за Теллом. Знали только, что архонты подчиняются пименам, демиургам и мифическим абраксам. Однако эти корабли были выстроены для войны. Это (молча думали мы) сокрушители планет.

Мы и не подозревали, что башня на уступе, встающем над черным сернистым морем, окажется так огромна. Глядя с «Музы» в прошлые посещения арбайтерского городка, мы думали, что ее высота примерно тысяча футов, а ширина составляет примерно две трети высоты. Теперь, приближаясь, мы видели, что в ней не меньше двухсот этажей, а темно-серые стены не каменные, а металлические. Их, как и корабли, покрывали волдыри выступов, но здесь между выступами протянулись длинные ручейки и разводы ржавчины. Они были цвета запекшейся крови.

Некоторые бойницы наверху горели тусклым оранжевым светом.

– Мне надо отлить, – сказал наш подмастерье Пиг и начал слезать с медленно движущихся саней.

– Стой, где стоишь, – рявкнул Кемп.

– Но… – начал Пиг.

– Мне тоже надо, – сказала Кайдер, одетая для первой сцены одной из вещих сестер. – Вряд ли у них там в башне есть сортиры.

– Не слезайте с саней, черт побери! – заорал Кемп. – Если вы останетесь здесь, мы не сможем дать представление.

Как если бы драгоман или кабиры в рубке его услышали, сани начали по спирали набирать высоту: пятьдесят, сто, триста футов. Все отступили от края открытой платформы, ухватились друг за дружку и опустились по крайней мере на одно колено.

Сани отошли от края уступа. В пяти тысячах футов под нами кислотные волны разбивались об острые клыки скал.

– Фу ты черт! – крикнул Пиг.

По его коричневым чулкам расползалось мокрое пятно, и мне тоже отчаянно захотелось ссать.

Шестью сотнями футов выше в западной стене башни, над обрывом высотой в милю, раздался страшный скрежет и возникла трапеция света шириной футов пятьдесят-шестьдесят.

Сани подплыли к открывшемуся входу, и мы оказались в башне.

Шотландскую пьесу и в лучших-то условиях трудно хорошо сыграть, а я не скажу, что в архонтской башне Мезель-Гуль условия были прямо-таки лучшие.