Сироты вечности

– Говори сейчас, – сказала Аглая существу на троне, – или умолкни навеки.

Абраксас не шевельнулся и не моргнул.

Я поднял кулак и со всей силы обрушил его Богу на голову. Петуший гребень и голова треснули, а от второго моего удара развалились.

Кулачки Аглаи замолотили по Его груди, которая тоже раскололась, явив пустоту внутри.

Невероятное Вероятное, Всевластное в Царствах Сущего и Не-Сущего оказалось пустым и хрупким, как гипсовая статуя.

Мы повернулись к драгоману.

– Это с самого начала был ты, – сказала Аглая.

– Конечно, – ответила нагая фигура. – Давайте вернемся на «Музу», пока вы тут не продрогли до смерти.

«Муза» загерметизировала шлюзы, выкачала Плерому, заполнила корабль настоящим воздухом из запасных баллонов, и наша труппа – двадцать один человек – принялась давиться, откашливаться и блевать. Все остались живы.

– Произошли изменения, – сообщил по громкой связи голос «Музы». – Теперь я могу проходить через Плерому самостоятельно. В любую точку Телла и за его пределами. Куда вы хотите отправиться?

Не задумываясь и не дожидаясь, что ответит Кемп, или Бербенк, или Конделла, или кто-нибудь еще, включая мою любимую Аглаю, я произнес:

– 25–25-261B.

Переход занял меньше тридцати минут.

Как ни хотелось нам завалиться в койку и проспать месяц, почти все приняли душ, переоделись в чистую корабельную форму и собрались в общей каюте. Кемп и другие старшие (они по-прежнему воображали, будто управляют кораблем и собственной судьбой) потребовали рассказать, что произошло в Плероме. Я предоставил это Аглае.

– И каков был вердикт Абраксаса? – спросил Хемингс. – Будет жить человечество или нет?

Аглая утаила ту часть истории, в которой наш Бог оказался ложным, мертвым, лживым и непрочным.

– Быть может, это мы узнаем на 25–25-261B, – ответил я, как раз когда «Муза» объявила, что мы вышли из Плеромы и приближаемся к планете.

«Муза» на грохочущем трехмильном столбе огня пронизала облака. Был день, со стороны пустыни дул жаркий ветер.

В костюмах для высоких температур и респираторах мы вышли наружу.

То, что мы увидели еще с орбиты, оказалось правдой: арбайтерские бараки опустели, в мыторских конторах и домишках никого не было, над грибными шахтами слышалось лишь завывание ветра.

Нигде ни души.

Мы вернулись на корабль, и я приказал «Музе» взлететь и зависнуть над архонтской башней.

Каменно-стальные стены были на месте, но сама башня превратилась в пустую скорлупку. Казалось, все внутри уничтожил пожар. Угли еще тлели.

– Где все? – спросил я драгомана.

Он развел в стороны открытые ладони и пожал узкими плечами:

– Быть может, архонты вернулись домой…

– Я не про треклятых архонтов, – перебил я, – а про людей. Человеческих существ. Рабов. Людей.

Если бы он снова пожал плечами, я бы его убил, будь он драгоман, или божество, или то и другое разом, но он сказал только:

– Быть может, вы не прошли испытания и человечества больше нет. Оно исчезло из галактики, и ваша труппа вскоре отправится следом.

– Нет, – ответил я. Это был не протест, а констатация факта.

– Тогда, быть может, некая… сила… перенесла их со всех планет Телла, где они находились в рабстве, обратно на Землю.

Я мотнул головой:

– На Земле нет столько места. Даже и без океанов, даже если снести все треклятые гробницы, – мы там не поместимся. Нас в Телле миллиарды миллиардов.

– Тогда, быть может, океаны вновь заполняют водой, а… треклятые гробницы сносят в эту самую минуту, – ответил драгоман. – И быть может, ваш род вернулся на другие землеподобные планеты – за Теллом, может быть, даже внутри Сфер, где они смогут продолжить трудный путь к своей судьбе.

– Что за чепуху бормочет этот… эта тварь? – вопросил Кемп.

– «Эта тварь» в большей мере Бог, чем были или когда-либо станут Абраксас, пимены и архонты, – устало произнес я.

Кемп и остальные только уставились на меня, раскрыв рот. Думаю, рот был открыт у нас всех. Мы заново учились дышать.

– Так испытывали вовсе не нас? – спросил я драгомана.

– Вас лишь в том смысле, что каждый ваш спектакль – испытание для каждого в труппе.

– Но ты проверял их, – сказал я. – Архонтов. Пименов. Демиургов. Даже Абраксаса, если он правда существует.

– Да, – ответил драгоман. – Абраксаса нет, но есть абраксы. Они и составляют Плерому. Можешь считать их первобытным космическим планктоном. Они не особо умны, и боги из них паршивые.

– Все ли виды прошли испытание? – спросил я.

– Не все. – Драгоман прошел мимо нас и спросил, глядя на архонтскую башню в миле внизу: – Хочешь, чтобы это так и осталось?

– Нет, – ответил я и, пока остальные пытались понять, о чем мы говорим, приказал «Музе»: – Полную тягу, пожалуйста. Расплавь тут все.

«Муза» в точности все исполнила. Мы ощутили, как сквозь нас проходит внутреннее поле – это корабль рванул в космос.

– А ты правда умер? – спросил я драгомана. – Правда ли пимены воскресили тебя из мертвых?

– Я – да. Они думали, будто воскресили. Я и другим позволял в такое верить в иные времена и в иных местах. Детям полезны иллюзии, особенно иллюзии о себе самих и собственном месте во вселенной.

– Они знают, кто ты?