Однако сам акт восстановления баланса несет в себе элементы нового нарушения. Динамика политики власти, описанная ранее, делает такое развитие событий неизбежным. Вчерашний защитник статус-кво в результате победы превращается в сегодняшнего империалиста, против которого вчерашние побежденные будут мстить завтра. Амбиции победителя, взявшего в руки оружие, чтобы восстановить равновесие, а также обида проигравшего, который не смог его свергнуть, ведут к тому, что новое равновесие становится практически невидимой точкой перехода от одного нарушения к другому. Таким образом, процесс балансирования часто приводил к замене одной доминирующей силы, нарушающей баланс, на другую. Карлу V Габсбургскому помешала Франция в его стремлении к универсальной монархии, но его сменил Людовик XIV Французский, чьи аналогичные стремления объединили против него всю Европу. Как только баланс был восстановлен против него, возник новый тревожный фактор в лице Фридриха Великого из Пруссии. За стремлением Франции к мировому господству при Наполеоне I последовало аналогичное стремление со стороны Священного союза под руководством самых сильных из бывших врагов Наполеона — Австрии и России. Поражение последней привело к возвышению Пруссии в Германии и Германии в Европе. Через двадцать лет после поражения в Первой мировой войне Германия вновь стала доминирующей страной в Европе, а Япония заняла аналогичное положение в Азии. В тот самый момент, когда эти две страны перестали быть активными факторами в балансе сил, возникло новое соперничество за власть между Соединенными Штатами и Советским Союзом.
То, что мы сказали о балансе сил, верно при условии, что баланс сил добросовестно используется для заявленных целей самозащиты. Однако мы уже видели, как властные побуждения наций завладевают идеальными принципами и превращают их в идеологии, чтобы дискредитировать, рационализировать и оправдать себя. Они сделали это с помощью «танца власти». Все, что мы говорили выше о популярности антиимпериалистических идеологий в целом, относится и к балансу сил.
Нация, стремящаяся к империи, часто заявляла, что все, чего она хочет, — это равновесие. Нация, стремящаяся сохранить статус-кво, часто пыталась создать видимость атаки на равновесие.
Когда в начале Семилетней войны в 1756 году Англия и Франция оказались в состоянии войны, британские писатели оправдывали политику своей страны необходимостью европейского баланса сил, а французские публицисты утверждали, что Франция была вынуждена противостоять английскому превосходству на море и в Северной Америке, чтобы восстановить «торговый баланс».
Когда союзные державы в 1813 году представили Наполеону свои условия мира, они ссылались на принцип равновесия сил. Когда Наполеон отверг эти условия, он тоже сослался на «равновесие прав и интересов». Когда в начале 1814 года союзники предъявили представителю Наполеона ультиматум с требованием, чтобы Франция, во имя баланса сил, отказалась от всех завоеваний, сделанных с 1792 года, французский представитель ответил на это: «Разве союзные государи не хотят установить справедливое равновесие в Европе? Разве они не заявляют, что хотят этого и сегодня? Сохранить ту же относительную власть, которую она всегда имела, — вот единственное действительное желание Франции. Но Европа уже не та, что была двадцать лет назад». И он пришел к выводу, что в свете географии и стратегии даже сохранение Францией левого берега Рейна вряд ли будет достаточным для восстановления баланса сил в Европе. В ответ представители союзников заявили: «Франция, отступив в размеры 1792 года, остается одной из сильнейших держав на континенте в силу своего центрального положения, своего населения, богатства своей почвы, характера своих границ, количества и распределения своих опорных пунктов». Таким образом, обе стороны пытались применить принцип баланса сил к одной и той же ситуации и пришли к непримиримым результатам, в результате чего усилия по доведению войны до конца закончились неудачей.
Аналогичная ситуация произошла сорок лет спустя по схожим причинам. На Венской конференции, которая в 1855 году пыталась положить конец Крымской войне, Россия согласилась со своими противниками сделать основой урегулирования поддержание баланса сил на Черном море. Однако, хотя Россия заявила, что «перевес России на Черном море… абсолютно необходим для европейского равновесия», ее противники стремились положить конец этому перевесу и заявляли, что русский флот «все еще слишком силен по сравнению с турецким». Мир был заключен в 1856 году на последних условиях.