Когда государство хочет оправдать один из своих шагов на международной арене, оно, скорее всего, сошлется на то, что он служит поддержанию или восстановлению баланса сил. Когда государство хочет дискредитировать определенную политику, проводимую другим государством, оно, скорее всего, осудит ее как угрозу или нарушение баланса сил. Поскольку баланс сил в собственном смысле слова имеет тенденцию к сохранению статус-кво, в лексиконе стран со статус-кво этот термин стал синонимом статус-кво и любого распределения сил, существующего в любой конкретный момент. Любое изменение в существующем распределении власти, таким образом, противопоставляется как нарушающее баланс.
Таким образом, нация, заинтересованная в сохранении определенного распределения власти, пытается представить свой интерес как следствие фундаментального, общепризнанного принципа современной государственной системы и, следовательно, как идентичный общему для всех наций интересу. Сама нация, не отстаивая эгоистичный, частный интерес, позиционирует себя как хранительница общего принципа, то есть как агент международного сообщества.
В этом смысле говорят, например, о балансе сил в Западном полушарии, который может быть нарушен политикой неамериканских стран, или о балансе сил в Средиземноморье, который необходимо защищать от вторжения России. Однако в обоих случаях защищать нужно не баланс сил, а определенное распределение власти, которое считается благоприятным для определенной нации или группы наций. В одном из своих отчетов о конференции министров иностранных дел в Москве в 1947 году газета «Нью Йорк Таймс» писала: «Новое единство Франции, Британии и Соединенных Штатов… может быть лишь временным, но оно является таковым…. может быть лишь временным, но оно ощутимо меняет баланс сил». На самом деле это означало не то, что баланс сил в собственном значении этого термина был изменен, а то, что распределение сил, существовавшее после конференции, было более благоприятным для западных держав, чем то, которое существовало до нее.
Использование баланса сил в качестве идеологии значительно увеличивает врожденные трудности, которые механика баланса сил представляет беспристрастному наблюдателю. Однако следует отметить, что готовое использование баланса сил в качестве идеологии не является случайностью. Это потенциальная возможность, заложенная в самой его сути. Контраст между притворной точностью и фактическим ее отсутствием, между притворным стремлением к балансу и фактическим стремлением к преобладанию — этот контраст, который, как мы видели, является самой сутью баланса сил, делает его в определенной степени идеологией с самого начала. Таким образом, баланс сил предстает как система, которая предполагает реальность и функцию, которой на самом деле нет, и которая, следовательно, имеет тенденцию маскировать, рационализировать и оправдывать международную политику, какой она является на самом деле.
Неадекватность баланса сил
Новый свет на природу баланса сил прольет рассмотрение фактического вклада, который баланс сил в период своего расцвета в XVII, XVIII и XIX веках внес в стабильность современной государственной системы и сохранение независимости ее членов. Только ли баланс сил привел к этим благотворным результатам, или в этот период истории действовал другой фактор, без которого баланс сил не смог бы достичь этих результатов?
a) Сдерживающее влияние морального консенсуса
Гиббон указал на такой фактор в 1781 году в тот момент, когда его страна вела проигрышную войну со своими американскими колониями, Францией, Испанией и Голландией. Тогда он предложил рассматривать Европу как одну великую республику, различные жители которой достигли почти одинакового уровня воспитанности и культуры. Соотношение сил будет продолжать колебаться, и процветание нашего или соседних королевств может попеременно то возвышаться, то понижаться; но эти события не могут существенно повредить нашему общему состоянию счастья, системе искусств, законов и манер, которые так выгодно отличают европейцев и их колонии от остального человечества…. Злоупотребления тирании сдерживаются взаимным влиянием страха и стыда; республики обрели порядок и стабильность; монархии впитали принципы свободы или, по крайней мере, умеренности; и некоторое чувство чести и справедливости внедряется в самые несовершенные конституции общими нравами времени. В мирное время прогресс знаний и промышленности ускоряется подражанием стольким активным соперникам: в войне европейские силы упражняются в умеренных и нерешительных состязаниях.
Осознание интеллектуального и морального единства, на котором зиждется баланс сил и которое делает возможным его благотворное действие, было общим достоянием великих писателей той эпохи.