Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Так, в июне 1909 г. профессорский стипендиат МДА по кафедре догматического богословия академии 1908/09 уч. г. Сергей Голощапов просил Совет академии ходатайствовать об определении его на службу в одну из семинарий, желательно центральных епархий. Аргументы приводились привычные: желание продолжать научные занятия и иметь близкую связь с академией, слабое здоровье, родительская семья, живущая под Москвой и нуждающаяся в опеке. При этом более значима была связь с научными центрами – ради этого С. Голощапов был готов пожертвовать даже статусом преподавателя-специалиста. Ходатайство Совета перед обер-прокурором было удовлетворено: С. И. Голощапов был определен помощником инспектора в Московскую ДС с предоставлением ему преподавательского места[636]. В марте 1916 г. ему удалось завершить и подать в Совет МДА магистерскую диссертацию, но защиты, видимо, так и не было[637].

Иногда профессорские стипендиаты даже жертвовали своим стипендиатским годом, если «открывалось» перспективное место в какой-либо семинарии. Так, например, профессорский стипендиат МДА 1900/01 уч. г. Петр Минин в декабре 1900 г., то есть в середине стипендиатского года, подал в Совет академии прошение о ходатайстве пред Учебным комитетом о назначении его на открывшуюся в Рязанской ДС кафедру философии и соединенных с ней предметов[638].

Сами академии, конечно, были заинтересованы в хорошем распределении своих стипендиатов в семинарии, если уж не могли их оставить в академии. Для академий важны были те же три фактора: учет стипендиатской специализации, близость к академии, общий научно-образовательный уровень семинарии, города, в котором она находилась, и епархии в целом. При соблюдении этих условий можно было надеяться на то, что бывший стипендиат не потеряет уровень, приобретет профессиональный опыт, сможет продолжать доработку магистерской диссертации, а при необходимости его можно будет легко призвать в академию на вакантную кафедру. И действительно, эта система кадрового запаса работала, хотя и не совсем четко и не всегда.

Примеров «правильного» действия системы стипендиатства было не так мало. Профессорские стипендиаты МДА 1890/91 уч. г. Анатолий Спасский и Василий Мышцын не могли быть оставлены в академии: не было вакантных мест. Поэтому Совет, отправляя их дела в Учебный комитет, ходатайствовал пред обер-прокурором, от которого более всего зависело определение на учебные места, об определении их на преподавательские должности в одну из центральных семинарий: первого по богословским, историческим или философским наукам, второго – по богословским или философским наукам. Конкретнее специализацию не указывали, опасаясь, что такая потребность будет в удаленной семинарии и стипендиата отправят туда. Ходатайство было удовлетворено лишь отчасти: А. Спасский был определен преподавателем логики, психологии и начальных основ философии в Каменец-Подольскую ДС, В. Мышцын – Симбирскую ДС, через полгода переведен в родную ему Рязанскую ДС. А. Спасский был приглашен в МДА в мае 1893 г. для замещения кафедры новой гражданской истории, преподавал с нового учебного года, а в декабре 1895 г. перешел на более близкую ему кафедру общей церковной истории. В. Мышцын был приглашен в МДА в марте 1894 г. на кафедру Священного Писания Ветхого Завета, на которой и преподавал до своего ухода из академии в 1906 г. [639] Уже упомянутый профессорский стипендиат СПбДА 1891/92 и 1892/93 уч. гг. А. И. Бриллиантов, прослужив семь лет преподавателем истории и обличения русского раскола в Тульской ДС, в 1900 г., после кончины его учителя В. В. Болотова, был избран на кафедру общей церковной истории в родной академии[640].