Скарабей

– Закрой пасть! Тоже мне, Карузо! Басков! – Он отвязал пса и позвонил в дверной звонок. Мириться с Комаровским он не собирался. Просто хотел, чтобы тот очухался, наконец, и забрал Вулкана в дом. – Что хозяин, что пёс, – два сапога пара, – ворчал Марципан, прислушиваясь, не идёт ли сосед. – Покоя от вас нет ни днём, ни ночью.

Добудиться Комаровского было нелегко. «Может быть, он уехал в Москву?» – подумал Марципан. Но сразу отмёл эту версию. Единственные сапоги Комаровского проветривались тут же, на крыльце, под навесом. «Значит, ушёл в запой», – решил Марципан. Такое с соседом редко, но случалось. Толстяку стало немного совестно. Он подумал, что наговорил режиссёру лишнего. Но, что поделаешь, таков был его необузданный темперамент! Марципан снова нажал на звонок и держал палец на кнопке довольно долго, пока не понял, что звонок не работает. Тогда он постучал в дверь согнутым пальцем. Потом кулаком. Потом ногой в тяжёлом ботинке. Комаровский не отзывался. «Это он нарочно, – догадался Марципан. – Характер показывает. Не желает общаться. Ждёт, когда я уйду. Ну, и чёрт с тобой!»

Марципан сошёл с крыльца и, прикрываясь зонтом от дождя, направился к калитке. Гроза, тем временем, усилилась. Молнии стали угрожающе частыми. Электрические заряды вонзались в землю, гром сотрясал небеса. Дом Комаровского то и дело озарялся каким-то зловещим светом. Пёс продолжал выть, а режиссёр всё не просыпался.

«Как же надо упиться, – подумал Марципан, возвращаясь к крыльцу, – чтобы спать, когда вокруг гром и молнии! Он вздохнул, отметив про себя, что рискует жизнью. Опасно находиться в грозу рядом с животным. И дождь холодный, можно простыть. Ещё раз, ударив кулаком в дверь и снова не дождавшись ответа, Марципан спустился с крыльца, обогнул дом и попытался заглянуть в окно спальни. Но в спальне было темно, занавеска задёрнута, и он ничего не увидел. Зато кухонное окно оказалось не только не занавешенным, но даже не запертым на шпингалет. Марципан потянул створку к себе. Створка открылась. Он всунул голову в кухню и недовольным голосом, «через губу» спросил:

– Комаровский! Вы дома?!

В эту минуту мощный разряд молнии осветил ржавую раковину, двухконфорочную плиту, кастрюли, вёдра, удочки, стол, покрытый ветхой клеёнкой, табуретку. Небо раскололось от грома…

– Нет! – Марципан отпрянул от окна, уронив зонтик. Ливень обрушился ему на голову, но он ничего не почувствовал. То, что он увидел сейчас, не шло ни в какое сравнение с катаклизмом природы. Комаровский, в клетчатой рубашке и джинсах, висел на крюке, под самым потолком.

– Нет! Нет! Только не это! – бормотал Марципан, убегая по траве, налитой дождём.

Добежав до дома, он заперся на два замка и щеколду, бросил в угол зонтик, повесил пальто, вытащил ноги из мокрых ботинок. Потом достал из холодильника бутылку водки, отвернул пробку и налил себе полстакана. Его трясло, зубы стучали, то ли от холода, то ли от страха. «Я не ожидал этого, – повторял Марципан, словно оправдываясь перед кем-то, – я не хотел. Конечно, я был резок, но по-дружески резок. Разве я мог предполагать, что он и вправду повесится?»

Марципан лгал самому себе. В глубине души он понимал, что обидел Комаровского, задел за живое, сыграл на самых больных его струнах и тем самым подтолкнул к суициду. Но ещё ужасней, если сосед покончил с собой из-за трупа. И опять виноват был Марципан. Он убил журналиста. Он втянул Комаровского в своё преступление, подкупил, сделал соучастником. И режиссёрская душа не выдержала…

«Господи, что же это за наказание? – всполошился Марципан. – Сначала белобрысый мальчиш, потом Комаровский? И везде я. Что же я сижу-то?» Первым его движением было немедленно бежать с дачи. «В Москву, в Москву» – твердил он, как сёстры Прозоровы, поспешно натягивая на себя уличную одежду. – Если спросят, скажу, что уехал ещё в обед. Кто сможет меня опровергнуть? Соседка Комаровского? Ей ничего не известно. Она видела только, что я поутру журил режиссёра. А почему, за что Неваляшка всё равно не поняла, потому что дура. Если спросят, скажу, что мы репетировали, проигрывали куски из сценария. Будто бы Комаровский написал и хотел…»

Марципан вздохнул и тяжело опустился на стул. Он подумал, что скорей всего никто ни о чём его не спросит. Но Неваляшка обязательно раззвонит по посёлку, что он подбивал Комаровского повеситься. Это она своими ушами слышала. И теперь не будет ему покоя ни на даче, ни на Потылихе. И Мосфильм станет клокотать, и неистовая Лола сожрёт его живьём. Марципан ещё раз вздохнул и прислушался. Гроза не унималась. Уехать сейчас было нереально. Нужно было дождаться рассвета, когда природа успокоится, и уже тогда, незаметно смыться.

Марципан, не раздеваясь, прилёг на диван, повернулся на бок, подложил ладони под щёку и стал думать про Миллера. Если б Гриша был тут, с ним, он бы обязательно ему помог, подсказал выход из положения, он бы всё «разрулил»…

– Гриша! – жалобно позвал Марципан. – Ты здесь?

Но никто не отозвался. И он стал вспоминать…

      Глава пятая