Сказание о граде Ново-Китеже

Принесли. Взяли с боем. Трое убито. Рацию бросили. И без фокусов, иначе пулю в затылок.

— Ну и письмо! Я же говорил, что тут кровавая тайна, — испугался Сережа.

Птуха помрачнел:

— Пришли, жлобы!

А капитан сказал задумчиво:

— Теперь события начнут, как пишут в романах, «разворачиваться стремительно»… Сережа, собери деньги и записку туда же, в кошелек, положи. А ты, Истома, положи кошелек деду в карман.

Истома унес кошелек в избу.

— Вы решили не мешать попу передать письмо в Детинец? — удивился летчик.

— Да. Не будем мешать. Пусть в Детинце думают, что мы ничего не знаем. Они не будут спешить действовать, а мы выиграем время. Нам каждый час дорог.

— А что вы думаете об этом письме? Вам что-нибудь понятно?

— Многое, но не все. Ясно, что поп у них связной. И сегодня он не первый раз выходил на встречу с братчиками. Письмо адресовано синей ферязи. Его банда прорвалась сюда с боем. Трое убито, даже рацию бросили. Вот почему не выходили братчики на радиосвязь с ним. Трепанули их наши пограничники славно!

— А что они взяли с боем и принесли? И как понять — без фокусов, не то пулю в затылок?

— Этого мы пока еще не знаем, — задумчиво ответил капитан, глядя на расшифровку.

Из избы вышел Истома и сказал капитану:

— Кошель деду в карман в подрясник сунул. Ладно ли?

— Хорошо, Истома, — ответил капитан. — В первую очередь надо нам выяснить, где их притон… — Он неожиданно замолчал, озаренный какой-то мыслью, и вдруг хлопнул себя по лбу. — Харбинский окурок!.. Истома, ты знаешь старую церквушку в тайге? Недалеко отсюда, верст десять. На холме стоит, над речкой. Чуть набок повалилась.

— 3наю. «Никола на бугре» называется, — ответил юноша. — Древние иконы ходил туда смотреть. Бают, ту церкву наши прадеды в древние годы срубили, хотели там поначалу город ладить. Ветхая она, рухнет скоро. Там и кладбище есть. Замученных на Ободранном Ложке хоронят. Место страшное!

— Есть и кладбище. Меня удивило, что крестов много, и все новые, недавно хоронили.

— Эва! Ты тоже знаешь «Николу на бугре»?

— Знаю. Ночевал около нее перед тем, как стрельцы меня схватили.

— Ночевал там? — испуганно удивился Истома. — Ну, бог тебя помиловал!

— Что так?

— В той церкве в старые годы дух божий жил, а теперь нечистый дух живет, шишиги, упыри, кикиморы, всякая нежить лесная. Голоса слышатся, огоньки бесовские ночью горят.

— И папиросы харбинские курят! — засмеялся зло Птуха.

— Есть серьезное дело, Истома, — заторопился капитан. — Беги в посады, найди кого-нибудь из лесомык, лучше самого Пуда Волкореза, и передай ему мое задание: идти в разведку к «Николе на бугре», окрестность тщательно осмотреть, а если снаружи ничего подозрительного не увидят, пусть в церковь идут, там шарят, в каждую щель пусть заглянут. Но осторожно, себя не обнаруживая. Ты понимаешь, Истома, что нам нужно от этой разведки?

— Все хорошо понимаю. Можно идти?

— Иди.

Истома убежал.

— А если братчики пойдут в Детинец? — напряженно глядя на капитана, спросил Косаговский.

— Их заметят дозоры Алексы Кудреванки. Нам важно знать, сколько их, как вооружены. А драки с ними так и так не миновать!

Он оглянулся на избу и начал поспешно стирать ногами написанную на земле расшифровку. В сенях послышалось кряхтенье попа. Он вышел пошатываясь, сел на крыльцо и со стоном обхватил руками плешь. мичман, посмотрев на его распухшее от похмелья и осиных укусов лицо, засмеялся:

— Ну и морда у тебя, святый отче!

— Что скалишься, черт некрещеный? — взъярился поп. — Издевку надо мной строишь? Ужо будет тебе, поганец мирской!.. Мать моя богородица!.. — всполошенно вскочил он и начал испуганно охлопывать карманы подрясника и штанов. Нащупав мошну, выхватил ее, заглянул внутрь. И как был, без шапки, босой, по-бабьи подобрав полы подрясника, припустился по улице напролом, по грязи и лужам.

— Чует собака, где колбасой пахнет! — улыбнулся недобро Птуха.

— Идемте, товарищи, в Кузнецкий посад. Немедля! — приказал капитан. — Вы с Сережей первые, Виктор Дмитриевич, потом… Поздно! — вдруг, как клещами, сжал он локоть летчика.

На двор въехал стрелецкий десятник. За воротами, на улице, остановилась его конная десятая. Стрельцы были вооружены пищалями, подняв их дулом кверху и уперев прикладом в ляжку. Десятник указал рукоятью плети на летчика:

— Ты! Иди не мешкая в Детинец на безопасные и дружеские разговоры.

— К синей ферязи, — шепнул Виктор капитану. — Сопротивляться нельзя, боюсь за Сережу.

— Мне кажется, вас вызывают на какие-то переговоры. И не бойтесь, не оставим вас в беде!

— Этого я не боюсь.

— Не копайся! — крикнул злобно десятник.

— Подождешь! — спокойно ответил летчик. — Ну! До свиданья, капитан! — Он взял руку капитана и крепко, звонко ударил по ней своей рукой. Потом подошел к Сереже. — Карамба! Защищайся, презренный трус! — силясь улыбнуться, шутливо ткнул он брата в бок, прижал к себе и, подняв лицо мальчика, поцеловал его.

Сережа молчал, судорожно всхлипывая. Виктор передал братишку капитану и простился с мичманом.