Сказание о Шарьяре

В столицу мою попасть?

Как проникла в мой сад?

Или вражья лазутчица ты?

Отвечай!

А иначе в цепях

Будешь мучиться ты!

Хоть и милостив я,

А врагов щадить не привык,

И не вздумай хитрить —

Прикажу отрубить язык!

Признавайся во всем,

Но смотри,

За малейшую ложь

С головою простишься,

В руках палачей умрешь!»

«Пощади, справедливый,

Не мучай, не бей меня! —

Так старуха вскричала,

Испуганной притворясь.—

Я — несчастная странница,

Пожалей меня! —

Так она продолжала,

Кланяясь и трясясь.—

Я — не джин, не шайтан,

Никому не желаю зла,

Заблудилась я —

Ненароком в твой сад забрела,

Ты послушай, хан,

Мой невыдуманный рассказ,

И тогда поймешь,

Как судьба моя тяжела!»

«Говори!» — молодой властитель

Ей милостиво сказал,

Двинул бровью — и сразу притих

Многолюдный зал.

А старуха к престолу

Поближе подобралась —

Утирая слезы,

Всхлипывать принялась,

Костяком своим дряхлым

Поскрипывать принялась,

Ручейком ядовитым

Речь ее полилась.

Рассказ старой колдуньи

«Ты не знаешь, властитель, как жизнь у тебя светла! —

Так старуха проклятая вкрадчиво начала.—

Нет числа твоим слугам, сокровищам нет числа,

А душа молодая — беспечна и весела.

Но смотри: чтоб и впредь безмятежно шли твои дни,

Благородный юноша, счастье свое цени.

Будь от всей души благодарен судьбе своей,

Потому что превратно, изменчиво море дней».

«С юных лет в чистоте надо совесть беречь свою,—

Продолжала колдунья коварную речь свою,—

И запомни, сынок, если жизнь тебе дорога:

Грех, беспечность, гордыня — три злейших наших врага.

Я-то знаю, какою они нам грозят бедой,—

Я ведь тоже была и счастливой, и молодой.

Мне теперь это время кажется смутным сном:

Всех знатней и богаче была я в краю родном.

Не поверит никто, поглядев на отрепье мое,

До чего было сказочным великолепье мое.

Я в атлас наряжалась, из чаш изумрудных пила,

Во дворце у султана душистою розой цвела.

Сорок жен он имел, но была я красивей всех,

Золотым колокольчиком мой разливался смех.

А султан-старик ласкал, баловал меня,

Осыпал жемчугами, в шелка одевал меня.

Я на месте почетном надменно привыкла сидеть,

На седых вельмож свысока привыкла глядеть.

Птицы райские пением слух услаждали мне,

Сто послушных рабынь день и ночь угождали мне.

Я блистала звездой на дворцовых пышных пирах,

Каждый взгляд мой людям внушал и восторг, и страх.

Я была молода, своенравна, дерзка, горда,—

Разве думалось мне, что нагрянуть может беда?

А причиной беды оказалась гордыня моя:

Провинилась однажды девчонка — рабыня моя.

Приказала ее до беспамятства я засечь,

Потеряла бедняжка слух, потеряла речь.

А ведь тяжкий грех — искалечить свою рабу,

За ничтожный пустяк исковеркать ее судьбу.

Но ни капли раскаянья в сердце я не нашла —

Пировала, как прежде, красива, дерзка, весела.

Если б только я знала, какой дорогой ценой

Заплачу за проступок, беспечно содеянный мной!

Безнаказанным грех не проходит, и с этого дня

Закатилась звезда — отвернулась судьба от меня.

Без ума от моей красоты был старик-супруг,

Все причуды и дерзости мне сходили с рук.

Над придворными я потешалась, терзала слуг,

Как скотов бессловесных, мучила всех вокруг.

Даже старый султан от меня немало терпел:

Я дерзила ему, а он возразить не смел,

Лишь вздыхал да кряхтел, на меня с укоризной глядел,

Но любому терпению все-таки есть предел.

В эти дни на супруга была я за что-то зла,

Ишаком беззубым при всех его назвала.

В гнев пришел султан, наказать меня приказал:

За пределы державы изгнать меня приказал.

Весь дворец ликовал, услыхав про жестокий приказ!

Издеваясь, сорвали с меня жемчуга и атлас,

Мой роскошный наряд заменили тряпьем гнилым,

Повели меня с криком по улицам городским.

Не забыть этот день, хоть и был он полвека назад:

Я из рая земного низверглась в кромешный ад,

Шла сквозь брань толпы, от стыда и страха трясясь,

И летели мне вслед насмешки, каменья, грязь.

Так до самой границы, босую, в рванье, в пыли,

Тридцать дней и ночей злые стражи меня вели

И тянули жребий, рассевшись возле огня,

Чей сегодня черед истязать, бесчестить меня.

Как я их умоляла не мучить, не бить меня,

А уж лучше убить — на куски разрубить меня!

В те ужасные дни было б легче мне умереть,

Чем такой позор и такие муки терпеть.

Как надеялась я, что опомнится мой супруг

II за мной вдогонку пошлет своих верных слуг!

Как безумно молилась всевидящим небесам,

Чтобы сжалились, вняли мольбам моим и слезам!

Но ничто от возмездья спасти меня не могло,—

Не простил Аллах сотворенное мною зло.

В назиданье всем, кто такой же грех совершил,

Он скитаньем вечным меня наказать решил.

С той поры по земле я блуждаю семьдесят лет

В мире семьдесят раз пережила по семьдесят бед.

Жалкой нищенкой став, стучась у чужих ворот,

Все брожу и брожу — день за днем и за годом год.

Солнце жжет меня, стужа мучит, дожди секут,

Жалят змеи степные, голодные птицы клюют.

По горам я бреду, по лесам и пескам бреду,—

Видно, только в могиле желанный покой найду!

Стоит больше трех дней задержаться мне где-нибудь,

После тяжкой дороги хоть чуточку отдохнуть,

Как мучительный страх вонзает мне когти в грудь —

Это божий бич снова грешницу гонит в путь.

И пускаюсь дальше, безжалостный рок кляня,

Ибо вечным скитаньем Аллах наказал меня —