Сказание о Шарьяре

Смертный бой проигравшая Бюльбильгоя.

Чудо-птицу нарядную не узнать,

Дьяволицу жадную не узнать:

Вся в пыли и грязи с головы до ног,

Смяты пестрые крылья, поник хохолок,

Беспощадный клюв уткнулся в песок.

И еще не веря своим глазам,

Подбегает девушка к ней скорей,

Наступает на шею девушка ей:

«Дождалась ты, злодейка, смерти своей!..»

И заносит девушка острый меч,

Хочет голову птице проклятой отсечь —

Дьяволицу на муки, на смерть обречь!

Тут взмолилась Бюльбильгоя:

«Стой, мучительница моя!

Не руби, не губи меня,

Победительница моя!

Ах, родившись на этот свет,

Тяжко гибнуть во цвете лет!

Безоружную птицу убить —

Никакой в этом доблести нет.

Не затем ты взяла этот меч,

Чтобы кровь проливать мою...»

«Не проси! — отвечает Анжим.—

Все равно я тебя убью!»

«Если я шестимесячный путь

Превращу в однодневный путь,

Чтобы завтра же ты смогла

На родителей старых взглянуть,

Если в край отдаленный твой

Этот город перенесу,

Чтоб затмил он своей красой

Богатейших столиц красу,

Чтоб владычицей стала ты

В благодатном своем краю?..»

«Не проси! — отвечает Анжим.—

Все равно я тебя убью!»

«Если я отдала бы тебе

Эту сказочную страну,

Мой дворец, мой трон золотой,

Всю бесчисленную казну?

Если все, что есть под землей,

Отдала бы во власть твою?

Если все, что есть над землей,

Отдала бы во власть твою?..»

«Не проси! — отвечает Анжим.—

Все равно я тебя убью!..»

И заносит булатный меч,

Чтоб не слушать коварную речь,

Чтобы голову птице отсечь.

Завопила в отчаянье Бюльбильгоя:

«Подожди, губительница моя!

Не спеши ты рабыню свою убивать,

Пощади, повелительница моя!

Посмотри, как втоптанная в песок

Я покорно лежу у ног,—

Будь моею владычицей с этого дня,

Опусти булатный клинок!

Знай, Анжим: до сих пор покорить меня

Ни один богатырь не мог,

А тебе, Анжим, усмирить меня

Сулайманов перстень помог,—

Он отвагу и стойкость тебе придавал,.

Силы в душу твою вливал,

Уж поверь, дорогая, если б не он,

Погрузилась и ты бы в такой же сон —

Беспробудный каменный сон.

А вот с перстнем ты всемеро стала сильней,

И теперь я во власти твоей,

Но помилуй меня,— небесами клянусь,

Что тебе еще пригожусь!

Если ты не веришь своим глазам

И не веришь моим слезам,

Я молитву смиренную сотворю,

Трижды клятву священную повторю:

Я три раза с начала и до конца

Прочитаю Исми-агзам!

Обещаю признать я свою вину

И отдать всю мою страну —

И дворцы, и сады, и престол золотой,

И бесчисленную казну,

Обещаю тебе шестимесячный путь

Превратить в однодневный путь,

Чтобы завтра же брат и сестра смогли

На родителей старых взглянуть,

Обещаю, что в край благодатный твой

Этот город перенесу,

Чтобы смог затмить он своей красой

Богатейших столиц красу,

Всех загубленных мною — до одного

Воскресить теперь поспешу,

А Шарьяра любимого твоего

Самым первым я воскрешу!

И когда этим пленникам, с давних времен

Погруженным в каменный сон,

Прежний облик снова я возвращу —

Их опять в людей превращу,

И когда ты увидишься с братом своим,

Убедишься, что он невредим.

Неужели меня все равно умертвишь

И покорную пленницу не пощадишь?

А сама ты Шарьяра не воскресишь,—

Помяни мое слово, Анжим!..»

Не поверила девушка этим словам,

Не поверила птичьим, лживым слезам,

Хоть и знала, что враг ее побежден,

А не верила даже своим глазам

И молчала, пока, трепыхаясь в пыли,

Головою склоняясь до самой земли,

Злая птица-колдунья три раза подряд

Не прочла ей клятву Исми-агзам.

Лишь тогда, не влагая в ножны клинок,

С побежденною заговорила Анжим,

Все условия свои повторила Анжим,

Был девический голос жесток и строг:

«Слушай, птица проклятая,— так и быть,

Я согласна жизнь тебе подарить,

Хоть и много ты натворила зла,

Я согласна жизнь тебе сохранить.

Только помни, коварная,— с этого дня

Жизнь и смерть твоя — в руках у меня,

Усмири же отныне гордыню свою,

Я тебя превращаю в рабыню свою.

Если хочешь и дальше на свете жить,

Нам усердно и верно должна ты служить,-

Будешь петь во дворцовом нашем саду

И столицу от недругов сторожить.

Поняла, проклятая? А сейчас

Для начала исполни мой первый приказ:

Отправляйся в клетку — да поживей,

Но хитрить не пытайся, спорить не смей,

А иначе простишься с жизнью своей!»

И Анжим, наготове держа клинок,

Отступила назад, прикрываясь щитом,

А громадная птица привстала с трудом,

С пестрых крыльев отряхивая песок,

Опозорена, втоптана в пыль и грязь,

В первый раз приказанию покорясь,

В золотую беседку Бюльбильгоя

И тогда принялась она трепетать,

Опереньем блистать, хохолком мотать,

Клокотать, по-совиному хохотать,

Колдовские заклятья шептать-бормотать,

И с волшебницы не спуская глаз,

В ожиданье девушка напряглась:

Как исполнит колдунья ее приказ?

Миг прошел,— и внезапно вихрь поднялся,

И от грома земля задрожала вся,

Зашумело вокруг, загремело вокруг,

Будто новый потоп на земле начался,—

Это дико крича, рыча, голося,

Дым и смрад над городом разнося,

Сотни чудищ, затмив голубую высь,

Над дворцами и башнями в небо взвились:

Дэвы, змеи, драконы разных пород,

Неуклюжи, уродливы, злы, страшны,

На мгновенье заполнили весь небосвод

И на землю обрушились с вышины.

А земля растворила огромную щель,

Растворила бездонную, темную щель

И во имя добра, и во имя любви

Приняла этих чудищ в недра свои:

Станет меньше нечисти на земле —

Легче жить человечеству на земле!