Сказание о Шарьяре

Надрывающий душу, печальный крик:

«О всевышний! Нет оправданья мне,

Нет названья тяжкой моей вине,

Не поверил я нежности и чистоте,

А поверил нелепости и клевете!

Что могу вам, дети мои, сказать?

Сердце можете мне на куски растерзать,

Но не знаю, где ваша страдалица-мать!..»

А тем временем возле дворцовых ворот

На широком майдане собрался народ,

И могучим красавцем — крылатым конем

С изумлением любовался народ.

На орлиные крылья его дивясь,

Подойти поближе к нему боясь,

С ослепительно-белого скакуна

Не сводил народ восхищенных глаз:

Да, такого сказочного коня

Увидать наяву, среди бела дня,—

Это в жизни случается только раз!

Вдруг глядят: по ступеням бежит Шарьяр,

Плачет, руки ломает, рычит Шарьяр,

И слышны во дворце суматоха, шум,

Будто старый дворец охватил пожар.

А за братом Анжим бежит второпях,

А за ней, тяжело от волненья дыша,

С искаженным лицом появился в дверях

Седовласый, грузный хан Дарапша.

Подбежал к Жахангиру, шатаясь, батыр,

Обнял шею его, задыхаясь, батыр,

Морду конскую гладит, целует джигит,

Как в ознобе дрожит, в исступленье твердит:

«Ты послушай, брат, мой могучий брат,

Ты, как молния, быстр и, как сокол, крылат,

Ты весь мир облетел — повидал, говорят,

И заоблачный рай, и подземный ад.

На тебя одного вся надежда моя:

Мать мою погубили, изгнали враги,

Облети, огляди все земные края,—

Помоги мне найти ее, помоги!

Если нашей матери нет в живых,

Отыскать хоть могилу ее прошу,—

Я волшебный настой при себе ношу,

Надо будет, из мертвых ее воскрешу!

Отыскать не сумеешь — не пощажу:

И тебя убью, и себя убью,

А сумеешь найти — от души награжу:

Отпущу на свободу — клятву даю!

Небесами клянусь, Сулайманом клянусь,

Этим перстнем — его талисманом клянусь:

Если мать ты сумеешь мою найти,

Отпущу на свободу — клятву даю! Помоги!

Посмотри, что творится со мной!

Или с матерью я возвращусь домой,

Или с жалкою жизнью прощусь земной,

Потому что жизнь превратилась в ад...

Помоги, помоги мне, могучий брат,

И тогда ты свободу получишь, брат!..»

С изумленьем взглянул на хозяина конь —

Буйной радостью взор его полыхнул,

Задрожал от надежды отчаянной конь,

Горячо вздохнул, головой тряхнул,

На мгновение оба крыла распахнул

И от радости крыльями так взмахнул,

Что над всей столицей пронесся гул,

Дикий ветер деревья к земле пригнул,

Стаи птиц над кровлями всполохнул.

Вскинул голову конь и заржал — да так,

Что раскат грозовой в небесах громыхнул,

И послышался жалобный вой собак,

И рассыпалась в страхе толпа зевак.

Тут Анжим подбежала: на брата глядит

И глядит на взволнованного скакуна,

Сразу все поняла — разгадала она,

Пожалела, что чуть опоздала она:

«Эх, Шарьяр, напрасно ты поспешил —

Непростительный промах ты совершил,

А всему горячность твоя виной,

Почему не советуешься со мной?

Мог бы клятву ты не давать, поверь,

Хоть и мудр этот конь, а все-таки зверь,

Чем свободную жизнь обещать ему,

Мог бы попросту ты приказать ему!

А назад этих слов не возьмешь теперь —

Он такой же упрямец, как ты, Шарьяр:

Если чем-нибудь раззадоришь его,

Не удержишь и не переспоришь его!

Да, напрасно ты не спросил меня,

А теперь считай, что с этого дня

Потеряли крылатого мы коня!..»

Но не слушал речей разумных батыр —

Слезы лил из глаз безумных батыр,

Захрапел под яростным седоком

Вороной, чистокровный карабаир,

И еще четырех скакунов лихих

Приготовить Шарьяр приказал для них,

Закричал, чтоб скорей оседлали коней,

Самых быстрых ему отобрали коней

Да грузили припасы на сорок дней.

Так и кинулись слуги, усердьем горя,

Исполнять приказания богатыря,

Вот уже поднялся, полетел Жахангир,

Низко-низко, над самой землей паря,

А за ним, стремглав, бросив ханский пир,

За ворота столицы, в простор степной,

Словно туча, угрюм, поскакал батыр

Со своей неразлучной, верной сестрой,—

Поскакал, вороного коня торопя,

Сдвинув грозные брови, зубами скрипя,

И одно только твердо знал наперед:

Либо мать найдет, либо сам умрет

Низко-низко, бесшумно летел Жахангир,

По-орлиному крылья свои распластав,

Зорко-зорко на землю глядел Жахангир —

На извивы тропинок, на волны трав,

На аулы, пастбища и сады,

На мечети, кладбища и пруды,

То снижался, совсем приникал к земле —

По-собачьи обнюхивал чьи-то следы,

То крутою дугой взмывал в высоту

И холмистый простор озирал на лету,

Ни травинки, ни камешка не пропускал,

Над широкой равниной кружился-искал:

От несчастной изгнанницы с прежних лет

Не осталось ли хоть малейших примет?

А Шарьяр и Анжим торопились вослед.

Девять дней и девять ночей подряд

Молча мчались рядом сестра и брат —

По гремучим камням, по зыбучим пескам,

По крутым буграм, луговым коврам,

Мчались лунного ночью и знойным днем,

Поспевая с трудом за крылатым конем,

Не сказали ни слова за девять дней,

Потому что горели одним огнем,

Пламенели тревогой, мечтой одной:

Повстречаться с изгнанницею родной!

А крылатый конь все летел, летел —

То вблизи, то почти исчезая вдали,

Над равниной кружил, не касаясь земли,

Обещанье сдержать непременно хотел,

Но как видно, задача была трудна

Даже для волшебного скакуна!

На десятую ночь, в предрассветной мгле,

Задремала Анжим, качаясь в седле,

Вдруг послышался ей сквозь туманный сон

Чей-то крик и стон, топот, грохот, звон,—

Будто битва кипит, сотня труб трубит,