«Два приказа исполнила,— что ж, поглядим,
Как ты справишься с третьим приказом моим!
Так, волненье сдерживая с трудом,
Звонким голосом произнесла Анжим.—
Слушай, птица волшебная Бюльбильгоя,
Если вправду жизнь тебе дорога,
Если вправду смирилась гордыня твоя,
Если вправду теперь ты рабыня моя,
То тогда поспеши — ни мгновенья не жди,
Да исполнится воля отныне моя:
Всех, кого умертвила ты, — возроди,
Всех, кого усыпила ты,— пробуди,
Всех, кого погубила ты,— воскреси,
Удивленно, как дети, смотрели кругом —
На дворцы, на деревья, на водоем,
Ослепленные ярким весенним днем,
Солнцу радовались они,
А увидев волшебницу под замком —
Злую птицу с огненным хохолком,
Вспоминать начинали они обо всем,
Переглядывались они.
Где лежали грудой в траве сухой
Семь десятков тысяч слепых камней,
Колыхаясь, гремя, вырос лес людской —
Семь десятков тысяч живых людей:
Удалые бойцы, усачи, силачи,
Благородны их души, остры их мечи,
Смельчаки всех стран, всех былых времен,
Возрожденный цвет всех земных племен!
Грозно копья щетинятся, брони слепят,
В путь готовые ринуться, кони храпят,
И веселые, зычные трубы трубят,
И пылает отвагою каждый взгляд.
Что ни миг, оживал, из камней вставал
За железным рядом — железный ряд,
И спасенный от смертоносных чар,
Во главе их стоял молодой Шарьяр,—
Молодой, улыбающийся, живой,
С гордо поднятой, дерзкою головой,
Изумленный встречей с родной сестрой,
Удалой, крутоплечий, стоял герой —
Полный силы новой герой Шарьяр,
В путь и в бой готовый, живой Шарьяр.
Эпилог
Миновало ровно шестнадцать лет
С той поры, как Шарьяр явился на свет,
Миновало ровно шестнадцать лет
С той поры, как Анжим явилась на свет,
Возвратились домой Шарьяр и Анжим,
Возвратились с победой в родные края,
Как рабыня, покорно служила им
Чудо-птица — пленная Бюльбильгоя:
Во дворцовом саду стала в клетке жить,
Стала город от недругов сторожить,
Поутихла и присмирела она,
Песни грустные в клетке пела она,
И недолго в неволе, в тоске прожила —
Через год зачахла и умерла
Эта некогда грозная Птица зла.
Но зато этой птицы волшебная кровь —
Колдовская, густая, целебная кровь
От мучений праведника спасла —
Исцеленье желанное принесла!
Умирал справедливый хан Шасуар
И боролся за жизнь из последних сил,
И уже незримо над ним парил
Ангел смерти — сумрачный Азраил,
Но из крови птицы Бюльбильгои
Приготовил питье для него Шарьяр,
Умиравшего старца спасти решил —
Напоить этим снадобьем поспешил,
И внезапно начал слабеть недуг,
Прекратился жар нестерпимых мук,
И покинул старец свой смертный одр —
Снова стал, как юноша, свеж и бодр,
Снова стал и зорче, и веселей,
Словно всадник, сидящий крепко в седле,
И на радость, на благо державе всей
Прожил много лет еще на земле.
Миновало ровно шестнадцать лет,
И припомнила добрая Акдаулет,
Что ее молчания срок истек,
Что сдержала она свой святой обет,
И теперь своим детям приёмным она
Объяснить должна, рассказать должна
Все, что знает о тайне спасенья их,
Все, что знает о тайне рожденья их,
Все, что слышала от стариков святых,
И тогда Шарьяра вместе с Анжим
В свой шатер Акдаулет позвала с утра,
Объявила приёмным детям своим,
Что узнать им правду пришла пора:
Их отец настоящий — хан Дарапша,
А их мать настоящая — Гульшара,
А их город родной — вон за тем хребтом,
Что сверкает в рассветном огне золотом.
Далеко до столицы той, далеко,
И добраться туда нелегко, нелегко:
Если птицей лететь — сорок дней пути,
На коне скакать — целый год пути,
А пешком пойти — совсем не найти.
Загорелся страстной мечтой Шарьяр
Поскорее родного отца повидать,
Загорелась страстной мечтой Анжим
Поскорей повидать их родную мать.
На коня крылатого сел батыр,
Вместе с ним уселась в седло Анжим,
Взвился в небо могучий конь Жахангир
И помчался, как буря, неудержим:
В дальний край сестру и брата понес,
Через горы и степи эихрем спеша,
В ту столицу, где зол, нелюдим, угрюм,
Одряхлев от горьких, тоскливых дум,
Одиноко свой век доживал Дарапша.
Если птицей лететь — сорок дней пути,
На коне скакать — целый год пути,
Но могуч был волшебный конь Жахангир —
За семь дней этот город сумел найти!
Входят брат и сестра в старинный дворец,
А едва вступили в парадный зал,
Так и обмер — сына и дочь узнал
Восседавший на троне седой отец,—
Да и мог ли детей он своих не узнать,
Если так похожи черты лица
У Шарьяра — на грозного хана-отца,
У Анжим —- на их несчастную мать!
Весь дрожа, с возвышения хан сошел,
Изумлением, словно огнем, объят,
Поглядел со слезами старый орел
На красивых, могучих своих орлят
И вскричал, потрясенный: «Велик Аллах,
Всемогущ и всеведущ в своих делах,—
Одиноким я прожил до этого дня
И не думал, что дети есть у меня!
Как случилось, что целых шестнадцать лет
Я не знал, что вы родились на свет?
И не знал, что где-то живете вы,
И не знал, что где-то растете вы!
Что за чудо великое вас сберегло?
Что за бедствие в край чужой унесло.
Что за счастье в край родной привело?..»
Но не стал властелину Шарьяр отвечать,
А спросил сурово: «Где наша мать?»
И не стала отду Анжим отвечать —
Повторила снова: «Где наша мать?»
Все затихло вдруг... Пробежала дрожь
По рядам служителей и вельмож...
А великий владыка земных владык
Сокрушенно вздохнул, головой поник,
Птицей раненой вырвался из груди