Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле. Том первый.

Потом пошли все в гостиницу, и там угощали русских, как лучше быть нельзя. И была в русском монастыре в тот день радость неизреченная; таковой радости в Русском монастыре никогда не было, да, может быть, и после не будет. Велик день сей для Русского монастыря, а наипаче для русской братии! He имели где главы подклонить, и не имели никакой надежды получить какое-нибудь пристанище, а нечаянно получили великий царский монастырь и свое древнее достояние, святую обитель Пантелеимонову, именуемую Руссик. И греки не менее радовались, что приняли русских. Ибо и они не имели уже надежды видеть русских в своей обители, и помышляли вечно терпеть это поношение, что изгнали русских из русского монастыря, и за то их все осуждали; и Божия Матерь со святым Пантелеимоном их беспрестанно наказывали разными искушениями, которые опишу после, в истории Русского монастыря. Греки столь были совестью отягощены, что всегда со слезами говорили, что за то их Божия Матерь со святым Пантелеимоном наказывают, что изгнали русских, князя со святым Митрофаном; и полагали они, что этот фиал [18] гнева Божия будут пить вечно, и не имели уже надежды возвратить русских в свою обитель. Да и не возвратили бы, если бы русских не изгнали из Ильинского скита. Русские весьма на них оскорбились за изгнание князя. И всегда греки говорили, что не видать им русских в монастыре.

112. Радость стошестилетнего старца Венедикта

Но старец их Венедикт стошестилетний всегда им говорил, что не умрет, пока не примет русских в монастырь. Сие явно показал он в гостинице, когда угощали русских. Пришел в гостиницу с своим жезлом, и положивши три поклона до земли, со слезами прочитал молитву «ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко» до конца. Потом подошел к отцу Павлу, и поклонился ему до земли, и взял от него благословение. И потом, взявши его в свои объятия, начал говорить следующее: «Ныне возвеселилось сердце мое, и возрадовался дух мой, что держу днесь русских в объятиях моих: ныне держу потерянное сокровище; ныне паки пришла изгнанная овца, блуждавшая по горам и по лесам, и не имевшая себе ни ограды ни пристанища, где главы подклонити; ныне паки возвратилась во свою прежнюю ограду; ныне аз держу ее во своих объятиях; уже более ее не изгоню, и от себя не опущу. Ныне аз очистил свою совесть, которая всегда мене обличала и беспокоила за изгнание русских; ныне же паки приях ее, и держу во своих объятиях». Потом отпустил, и паки сказал: «Садитесь, мои дорогие гости, садитесь, мои честные отцы, садитесь, мои возлюбленные чада, садитесь, изгнанные овцы, и паки возвращенные во свою ограду, садитесь, обретенное сокровище, садись чистота моей совести, садитесь радость моя неизреченная, садитесь, многовожделенные мои братия. Веселитесь и радуйтесь, и торжествуйте с нами за-едино». Когда он сие говорил: греки все стояли и смотрели на него, и много плакали; русские же мало что понимали.

113. Речь старца Венедикта