В Русском монастыре более тридцати лет препровождает жизнь схимонах Мартиниан, родом грек, в совершенном послушании и в отсечении своей воли, и сделался незлобив – яко младенец. Такую имеет ко всем любовь, что за всех душу свою полагает, и всех немощи на себя принимает. И такую имеет от Бога благодать и чистоту сердечную, что провидит внутренняя тайные помышления. По-русски не знает, но часто нас русских обличает, и дает душеполезные наставления. Иногда по-русски скажет так, что и русскому так не сказать, а после паки ничего не знает; чему мы много удивлялись. По отъезде моем остался в живых.
185. О старце Макарии
Еще в Руссике был примечательный старец, схимонах Макарий, родом грек. В самой юности отвергшись мiра и поступив в монашество, шестьдесят лет препроводил в Святой Горе Афонской: двадцать лет прожил в пустыне у старца в послушании; потом, препроводивши своего старца на вечное блаженство, и продавши келию, сам поступил в общежитие, и сорок лет жил в общежитии. И мне привел Бог с ним пожить в Русском монастыре довольно времени.
Было ему уже более седмидесяти лет, но для всех был примером по образу жизни. На каждое послушание всех предварял, и на послушании трудился всех больше. Часто ему игумен говаривал: «Отец Макарий, ты бы уже не ходил на послушание, а сидел бы в своей келии: ты уже потрудился в своей жизни, а теперь пусть молодые потрудятся». Он же обольется слезами, упадет игумену в ноги, и начнет ему говорить: «Отче святый, не лиши меня венца за дела послушания, не отлучай меня от возлюбленного моего братства, пока ходят мои ноги, пока владеют мои руки; сколько есть моей силы, еще потружусь на святую обитель, еще полюбуюсь на мою возлюбленную братию». Отец игумен ответит: «Трудись, трудись, отец Макарий: это я сказал, жалея твою старость». Таких стариков было еще человек десять. Смотря на них, мы всегда удивлялись и плакали, что они пришли в высокую меру совершенства, сделались, яко беззлобивые дети, или яко бесстрастные ангелы, и наипаче сей отец Макарий. Часто его игумен искушал. Скажет ему: «Ты, отец Макарий согрешил». А он упадет на землю, и слезами ее омочает; и часто всю трапезу лежит без пищи, а после трапезы лежит в дверях; и со слезами у всей братии просит прощения. Это делал игумен для того, чтобы он не превознесся своими добродетелями, а погружался в смиренномудрие, и считал себя ниже всех.
В 1845-м году скончался без всяких болезней. Причастившись Святых Таин, пришел он к игумену и сказал: «Прости меня, отче святый, и благослови, я хочу умереть». Отец игумен ответил: «Бог тебя простит и благословит; только я надеюсь, что отец Макарий не умрет: ибо совершенные послушники не умирают, а разве только отходят на вечное упокоение». Вышедши от игумена, о. Макарий пришел на больницу, и просил койки. Больничар сказал: «На что тебе, отец Макарий, койку?» Он же ответил: «Умирать хочу». Потом со всеми простился, возлег на постель, и с миром предал душу свою Господу. Похоронили его в общей гробнице.
186. О общежительных монахах
Но что много продолжать, и о каждом писать? Недостанет мне времени повествующу. Вообще, в нашем Русском монастыре всей братии около двухсот человек, и все находятся в совершенном послушании; все живут в отсечении собственной своей воли; все один против другого преуспевают в добродетелях; все один с другого берут пример, и все друг другу показывают пример и образ своею жизнью; все почти достигли совершенства, стоят на высшей степени любви к Богу и к ближним. И не только в одном Русском монастыре такая братия, но и во всех афонских общежительных монастырях.
Случилось нам в один год быть в Дионисиатском монастыре общежительном на храмовом празднике, – в день рождества Иоанна Предтечи. Пришли мы накануне праздника, и братия всех встречают и приветствуют, и в трапезу препровождают. Когда мы пришли в трапезу, – посадили нас, и начали угощать; там сидело уже много пришедших. На Афоне обычай такой, что на праздниках трапеза беспрестанно продолжается: одни выходят, а другие садятся. Когда мы обедали, то недалеко от нас стояли два младые монаха, схимники, и между собою разговаривали, воздыхали и плакали. Я спросил о разговоре их, близ меня сидящего духовного брата, потому что я греческого разговора не мог хорошо разобрать. Он же, послушавши их, сказал мне, что они говорят то, что, видно, они прогневали Бога, и, видно, афонские отцы их не любят, потому что мало к ним ныне приходят на праздник. Я, смотря на них, не мог удержаться от слез и не уважить их любовь и страннолюбие. Таковы афонские отцы! плачут о том, что мало идут к ним хлеба есть!