Однако в Новгороде против посланной рати восстала чернь и не позволила начинать войну. Вслед за тем и в Торжке чернь поднялась на бояр с криком: «Зачем призвали новгородцев? Зачем московских бояр поковали и посажали в тюрьмы? Ведь не вам, а нам за это погибать!» После чего чернь надела брони, вооружилась, освободила заключенных, с честью выпроводив их из города, и с особым ожесточением напала на дома своих бояр.
Таким образом, сам народ был крепким союзником Москвы за увеличение ее власти в спорах и ссоре с Новгородом и со всеми другими княжествами, так как народ уже достаточно понимал, чем кончаются все междоусобия, и потому теперь уже стал всячески стараться прекратить их в самом начале и поддерживать того князя, который своею крепкою рукой может сберечь землю от кровопролития и разорения.
Поступок новоторжских бояр был делом очень важным для всей остальной Руси – это было самоуправство; дань собиралась главным образом для татар, и ее недобор всегда грозил новым татарским нашествием, от которого должны были пострадать не одни виновные, но и вся земля. Когда в Москве узнали о сопротивлении новоторжцев, то Симеон собрал к себе в Москву помыслить об общем деле всех князей и тут же утвердился с ними крестным целованием «быть всем за едино: прежде всего смирить и покорить новгородцев, а затем и между собой жить в совете и единстве. Кому между князей будет обида в отчине или в ином чем, то войны не начинать, но судиться перед великим князем, а кто начнет войну и позовет татар или у татар суда поищет, на того всем князьям идти за едино».
После этого была собрана рать, и все князья, во главе с митрополитом, пошли к Торжку. Конечно, присутствие митрополита, как и в походе Калиты против псковичей, показывало, что собственно войны не полагается, а что это поход судей против виноватого. Новгородцы тоже поднялись, но послали своего владыку Василия с челобитьем. Дело окончилось миром, причем новгородцы отдали Симеону на два года «черный бор» (сбор особой дани с черного люда), да и с Торжка было взято тысяча рублей в виде пени. Митрополит же Феогност лично посетил Новгород и был богато одарен.
Таким образом, Симеон удачно продолжал следовать по начертанному пути собирания Руси под властью Москвы. Ему же пришлось давать отпор и объединительным стремлениям Литвы по отношению русских пограничных земель.
Застигнутый неожиданной смертью, Гедимин, по-видимому, не успел распорядиться относительно того, кому из сыновей его быть великим князем Литовским и Русским. Всех же их у него было семь, из коих особенно замечательны были Ольгерд и Кейстут, рожденные от одной матери и связанные между собой самой прочной братской любовью; Ольгерд не замедлил скоро стать великим князем Литовским и взял себе в управление области, примыкавшие к Руси, тогда как Кейстут взял те, которые были обращены к стороне владений немцев.
Оба брата как бы дополняли друг друга: Кейстут был настоящим язычником-литовцем – храбрый, добродушный, хотя и не без некоторого коварства; Ольгерд же отличался глубокими государственными дарованиями; он умел правильно пользоваться обстоятельствами, верно намечал цели своих стремлений, выгодно заключал союзы и удачно выбирал время для приведения в исполнение своих замыслов. При этом он был крайне сдержан, осмотрителен и сохранял свои намерения в непроницаемой тайне. Так же скрытно и внезапно любил он совершать и свои военные походы. Ольгерд был человеком безусловно трезвым, что было редко в его время, и был очень склонен как к русским обычаям, так и вообще ко всему русскому, сознавая, конечно, насколько русский быт стоял неизмеримо выше варварского литовского; при этом он сам исповедовал православие, однако тайно, зная ненависть к нему со стороны литовцев, и когда трое его молодых приближенных – Кумец, Нежило и Круглец – приняли православие с именами Иоанн, Антоний и Евстафий и стали открыто его исповедовать, то Ольгерд, уступая требованию жрецов, не постыдился ввергнуть их в темницу, а потом и предать мучительной казни. Нетленные мощи этих святых мучеников почивают в настоящее время открыто в Виленском Святодуховом монастыре.
В год возвращения Симеона из Орды Ольгерд внезапно подошел к Можайску, входившему во владения Москвы, но город взять не успел и ушел назад. Спустя восемь лет Ольгерд придумал новое средство осилить московского князя. Он послал своего брата в Орду, где в это время, после смерти Узбека, шли большие усобицы и ханы быстро сменялись, просить помощи против Москвы. Тогда Симеон, узнав об этом, тоже отправил в Орду своих послов, которые держали хану Чанибеку такое слово: «Князь Литовский Ольгерд твои улусы (Русскую землю) все высек и в полон вывел, а теперь и нас, твоих данников, хочет полонить и твой улус, Русскую землю, хочет до конца опустошить, и все с той мыслью, чтобы, разбогатев, подняться и на тебя».
Чанибек понял справедливость слов своего верного данника, московского князя, и выдал ему головой брата Ольгердова с дружиной, которые и были доставлены в Москву.