– К счастью, ты этого не сделала. В твоих вещах наверняка нашли бы не только очки и белье, – усмехается Ганс.
– Может, еще несколько книг.
– Вот именно.
На трамвайной остановке Алекс уверяет, что чемодан совсем не тяжелый и что донесет его сам. Хорошая погода и желание сэкономить побуждают их добраться до нового жилища Софи пешком.
– Я так рада! – восклицает она. – Наконец-то я буду учиться! Я хочу научиться всему, всему, чему только можно!
– На какую специальность собираешься поступать? – спрашивает Алекс.
– Держу пари, что на искусство, – отвечает Ганс.
Алекс заинтересованно приподнимает брови.
– Чушь, – говорит Софи, – искусству нельзя научиться. Я решила изучать биологию и философию.
При слове «философия» брови Алекса опускаются.
– Софи чудесно рисует, – поспешно говорит Ганс и, обращаясь к Софи, добавляет: – Алекс очень талантливый художник.
– Да нет, – отзывается Алекс. Впрочем, он никогда не страдал от ложной скромности, поэтому улыбается, стараясь не выглядеть слишком гордым.
– О, я люблю рисовать, – вздыхает Софи и мечтательно смотрит вдаль. – Но с этой дурацкой трудовой повинностью ни на что не остается времени.
Алекс согласно кивает и, на мгновение задумавшись, говорит:
– Дома у меня своего рода мастерская. Порой ко мне приходят модели с фактурной внешностью, с интересными лицами. Удовольствие это, конечно, недешевое, и я подумал, что если хочешь, то можно скинуться и вместе…
Софи несколько замедляет шаг и смотрит на Алекса широко раскрытыми глазами, как если бы он только что пообещал ей луну с неба.
– Конечно, – с готовностью кивает она, – конечно! И как можно скорее!
И вот бóльшая часть прогулки проходит в разговорах об искусстве и художественном творчестве, Ганс участвует в беседе по мере сил, и они чуть не забывают свернуть на боковую улочку прямо перед Фельдхерренхалле, залом воинской славы.
– Нам чуть не пришлось отдать честь мемориальной плите, – шепчет Ганс, наклонившись к Софи, – вот как далеко продвинулась духовность немцев.
– А что будет, если это не сделать? – спрашивает Софи.
– Появится замшелый штурмовик и побьет нас, – отвечает Ганс.
Софи насмешливо фыркает, поворачивается к Алексу и с улыбкой расспрашивает его о занятиях скульптурой. Он охотно и весело рассказывает о своих неудачных работах, Софи хохочет, а Ганс, который уже слышал большинство из этих историй, только усмехается.
Покинув центр города, они направляются вдоль длинного проспекта. Софи по-прежнему держит Ганса под руку, однако разговаривает теперь исключительно с Алексом. Темно-каштановые волосы неподвижно свисают вниз. Вдруг Ганс останавливается.
– Точно, пока не забыл, – говорит он, доставая небольшой бумажный сверток. – С днем рождения!
Сверток доверху наполнен липкими карамельными конфетами. Из-за талонов на продукты сладости теперь непросто достать. Софи восторженно хлопает в ладоши.
– День рождения… – бормочет Алекс. – Ганс мне не сказал.
– Ах, это совсем не важно, – отвечает Софи нарочито небрежным тоном и, обращаясь к Гансу, сурово говорит: – Это было совсем необязательно. – Но потом с благодарностью принимает подарок и бережно держит его обеими руками, как хрупкое сокровище. – Я приберегу их для особого случая!
Алекс тем временем как можно незаметнее проверяет содержимое своих карманов. Будь там немного денег, можно было бы забежать в какой-нибудь магазин и купить цветы, однако в карманах звякает только мелочь, а потом в руках вдруг оказывается блокнот с переведенными для Ангели стихами.
– Это так, – говорит Алекс, протягивая блокнот Софи, – просто маленький сувенир.
Он отправит Ангелике какой-нибудь другой подарок, который будет еще лучше.
– Это совсем не, не… – Софи запинается и, замолчав, с удивленным и одновременно любопытным выражением лица открывает блокнот примерно на середине. Пристально вглядывается в изящные чернильно-синие буквы и только потом начинает читать. После первого стихотворения она с восхищением смотрит на Алекса и спрашивает:
– Ты сам написал?
– Только перевел с русского, – поспешно отвечает Алекс, смущенно опустив взгляд на свои руки. – Уверен, есть переводы и получше…
– Это стихотворение прекрасно! – убежденно восклицает Софи не терпящим возражений тоном.
Она похожа на Ганса не только движениями, но и манерой говорить. Они идут дальше, весело общаясь, но теперь Софи больше не держит Ганса за локоть. В руках у нее по подарку на день рождения, как священные регалии в какой-нибудь коронационной процессии. «Чудесные люди эти Шолли», – думает Алекс.
1937 год
– Почему?
Мать стоит прямо, как маленькая птичка, готовая в любую секунду взлететь, и теребит висящий на шее крестик. В ее вопросе нет упрека, только искренний интерес. Почему пришли гестаповцы, почему разбудили на рассвете всю семью и теперь переворачивают весь дом вверх дном, особенно детские комнаты? Она хочет это понять.
Откашлявшись, стоящий перед ней молодой человек поправляет фуражку.