Скажи Алексу, чтобы не ждал

С тех пор как приехала Софи, Алекс переживает своего рода дежавю: снова выступает в роли еще одного брата, прогуливаясь с Шоллями по летним провинциальным пейзажам, как прежде прогуливался с Пробстами. Софи раздобыла палатку на троих, они разбивают ее, как только начинают болеть ноги от долгой ходьбы – где бы ни находились. У них нет ни плана, ни цели. Только бы куда-нибудь уйти! По ночам они спят рядом, Ганс лежит посередине, как некогда Кристель лежал между Алексом и Ангеликой. Сейчас, конечно, все иначе: Алекс не влюблен в Софи. Ему не приходится полночи томиться тоской из-за того, что он близок к желанной девушке и одновременно с тем бесконечно далек от нее, безжалостно отделенный ее спящим братом. Напротив, стоит залезть в уютную палатку, как голова кажется легкой и пустой, перешептывания Ганса и Софи – как успокаивающее журчание ручейка, и Алекс сразу же засыпает.

В некотором смысле сейчас Алексу лучше, чем было с Ангели, пусть даже он никогда себе в этом не признается. Что такое безмятежный сон по сравнению с великой любовью! Впрочем, преуменьшать заслуги сна тоже не стоит – благодаря ему днем Алекс пребывает в необычайно хорошем настроении.

Возможно, дело еще и в солнце, которое светит так старательно, словно хочет загладить вину за дождливую погоду во время прошлогоднего путешествия на лодке. Солнце больше не кажется лживым, скорее последовательным – беспощадно печет, обжигает кожу, если вдруг проявить неосторожность. Столь же неистово следует гореть и людям, гореть чем угодно, а лучше всего – искусством! Созидание, страдание, страсть – недаром эти три слова созвучны!

Но здесь, среди пышной зелени и веселой болтовни, страданиям нет места: Алекс громко смеется над какой-то шуткой, которую рассказал Ганс, а Софи собирает цветы на обочине. Она вплетает их в волосы – красиво, пусть даже ненадолго, потому что под палящим зноем цветы быстро вянут. Потом они играют в игру: Софи должна назвать латинским именем каждое растение, на которое Ганс и Алекс укажут пальцем, и каждый раз ей это удается.

– Это не волшебство, – отмахивается Софи, когда Алекс громко выказывает свое восхищение, – не зря же я изучаю биологию, Шурик!

С тех пор как Софи узнала, что дома Алекса называют исключительно Шуриком, она больше не хочет называть его никак иначе. Из ее уст это прозвище звучит несколько странно, потому что она не может выговорить русскую букву «р», однако Алекс не возражает. Он не хочет показаться грубым, а Софи всегда лукаво улыбается, когда произносит это имя. «Ах, Шурик!» Ганс каждый раз удивленно приподнимает брови.

Стоит рядом оказаться какому-нибудь водоему, как приходится останавливаться на привал – Софи обязательно хочет искупаться. Алекс отворачивается, чтобы она могла раздеться, и Ганс забавы ради прикрывает ему глаза рукой:

– Не хочу, чтобы жених Софи вызвал тебя на дуэль.

Вдали раздается голос Софи:

– Ты дурак, Ганс! Какой же ты дурак! – Она смеется, но кажется, будто слова Ганса не просто шутка.

Алекс слышит шаги и громкий всплеск. Ганс наконец убирает свою руку. Над поверхностью воды виднеется лишь темноволосая голова. Алекс восхищен тем, как Софи плавает: даже при сильном течении движения ее плавные и сильные, и по ним никогда нельзя сказать, плывет Софи по течению или против него.

– В этом нет ничего особенного, Шурик. Как-никак, я училась плавать в реке, – говорит Софи после того, как вытерлась и снова оделась. Она отмахивается от комплимента, однако улыбается, когда произносит «Шурик».

Ганс рассказывает, что раньше Софи стриглась очень коротко и вместо женской одежды носила их с Вернером старые рубашки и брюки. По его словам, гестаповцы забрали Софи только потому, что приняли за мальчика, и как только поняли свою ошибку, то сразу же ее отпустили.

Алекс не знает, правда это или нет, ведь раньше Софи была активисткой в «Союзе немецких девушек» и отличалась своенравностью – не меньшей, чем Ганс. Однако история все равно смешная, и Алекс громко смеется и смотрит на Софи, которая сидит на траве, задрав нос к солнцу.

– Сейчас никто не примет ее за мальчика, – говорит Алекс, а Ганс отвечает только:

– Ну-ну.

Летом дни бесконечны, но вечером Алекс и Софи достают карандаши и альбомы для рисования.

– А ты, Ганс, принеси дров для костра! – командует Софи.

Учитывая властный тон Софи, легко представить, какую деятельность она развернула в «Союзе немецких девушек». Ганс только усмехается и, не сказав ни слова, уходит.

Софи издает громкий смешок, а потом замолкает и начинает работать, низко склонившись над лежащим на коленях альбомом.

Алекс не знает, что рисовать. Он начинает с пейзажа, переносит на бумагу верхушки деревьев и возвышающиеся за ними силуэты гор, но результат ему не нравится. Тогда он пробует нарисовать белку, которая отважилась приблизиться к ним в поисках пищи, однако торопливый и потому громкий штрих заставляет зверька насторожиться и убежать.