Скажи Алексу, чтобы не ждал

Алекс думает, что здесь было бы уютно, не будь так темно, однако темнота уже повсюду. Электрическая лампа низко висит над большим столом, днем архитектор раскладывает на этом столе планы строительства генерал-губернаторства, а сейчас на нем лежат открытые книги – несколько экземпляров «Атласного башмачка» Поля Клоделя. Это совершенно неподходящая для театра пьеса с безумным количеством действующих лиц и декораций, но Ганс все равно считает ее одним из лучших произведений в истории литературы. «Это потому, что он еще не читал русских писателей», – думает Алекс. Как бы то ни было, это стало ритуалом – под конец встреч, обычно далеко за полночь, читать по ролям несколько сцен из «Атласного башмачка». Алекс обычно играет иностранцев, китайцев и японцев, произносит их реплики с нелепым, карикатурным акцентом, пока Ганс не просит его отнестись ко всему этому немного серьезнее. Алекс считает эту пьесу слишком пафосной, особенно его раздражает чрезмерный акцент на святости брака, который всегда заставляет вспоминать об Ангелике и ее муже. Иногда в спектакле участвуют настоящие актеры, они играют настолько замечательно, что их по крайней мере приятно слушать. Сегодня большинство гостей уже ушли, и с хозяином дома остались сидеть только те, кто присутствуют на всех собраниях: Софи, Трауте и, конечно же, Ганс с Алексом. А еще Кристель.

Поначалу Ганс не хотел приглашать Кристеля.

– Разве такие собрания для семейных людей? – спросил он.

– А почему нет? – ответил Алекс.

Ганс не нашелся что возразить, и Алекс просто привел Кристеля с собой. Это оказалось подарком судьбы в первую очередь для самого Ганса: темы, которые волнуют его, а у Алекса вызывают только зевоту, волнуют и Кристеля. Они могут говорить друг с другом ночи напролет, особенно о религии. Кристель не крещен: его покойный отец был ученым-религиоведом и не мог определиться с выбором. Но теперь, когда у Кристеля есть своя семья, когда наступили эти времена, эти непонятные смутные времена, он все больше тянется к христианству, и Ганс советует ему книги – множество книг, которые следует прочитать. Кристель стал одним из тех, кто дольше всех задерживается после собраний. Трауте и Софи тоже уходят поздно. Девушки прекрасно ладят, гораздо лучше, чем Трауте и Ганс, по крайней мере так кажется Алексу. У них даже велосипед общий: одни дни на нем ездит Трауте, а другие – Софи. Удобно, да и выгодно. Девушки делят на двоих не только велосипед, но и уборку: обычно именно они моют стаканы и вытряхивают пепельницы перед тем, как пойти домой.

Итак, они впятером составляют тот костяк, на котором держатся собрания. Однако сегодня с архитектором остался еще один человек, не совсем вписывающийся в общую картину, – невысокий лысеющий господин средних лет с кривым ртом.

Алекс пока не знает, что о нем думать. Ему в принципе не нравится, что этот мужчина – профессор философии. Первая о нем узнала Трауте, посоветовала его лекции Софи, которая потом пришла в восторг:

– Вы должны увидеть этого Хубера! Он вам обязательно понравится! О других философах на факультете лучше забыть, с тем же успехом можно слушать лекции Геббельса, но Хубер – профессор старой школы, настоящий вольнодумец!

Поэтому Ганс посетил лекцию профессора Хубера, куда ему пришлось пролезать: аудитория была настолько переполнена, что не оставалось ни одного свободного места. После лекции он горел энтузиазмом.

– Алекс, знаешь, с чего начал профессор? Он попросил всех впечатлительных слушателей покинуть зал, поскольку научный долг обязывает его процитировать запрещенного мыслителя! Конечно, никто не ушел, наоборот, вся аудитория разразилась хохотом! Они думают, как я, – говорил Ганс почти лихорадочно, – они думают, как мы! Целый зал думающих людей!

Но даже восторг Ганса не убеждает Алекса прийти на лекцию по философии. Сегодня он намеренно опоздал, чтобы пропустить вступительную речь профессора. Не потому, что этот Хубер ему не нравится. Раз Ганс говорит, что Хубер – хороший человек, значит, так оно и есть. Но Алекс с большей пользой потратит время на что-нибудь другое, чем на философию. Например, на рисование в компании Лило. И вообще, Алекс постепенно начинает задаваться вопросом: зачем все это? Вечера чтения, дискуссии об искусстве и «Атласный башмачок»? Неужели тем предрождественским вечером, когда они с Гансом вдохновенно молчали, Ганс представлял все именно так? Немного почитать, немного выпить вина и на рассвете, пошатываясь, отправиться домой? Неужели об этом они говорили, произнося слово «сопротивление»? Неужели это и есть долгожданное начало – и одновременно конец? В таком случае Алексу действительно лучше быть с Лило, с карандашом в руке или с куском глины, а не здесь, среди пожилых профессоров и архитекторов, которые разговаривают больше о Боге, чем о мире. Побывай они хоть разок на православной службе – и умные слова застряли бы у них в горле от переполняющих чувств. Вот что такое вера на самом деле!