– Исполнить свой долг? – повторяет он.
Кто-то кашляет, кто-то переворачивается на другой бок – быть может, голос Алекса прозвучал слишком громко, Ганс ждет, пока все успокоятся, прежде чем ответить.
– Ты понимаешь, о чем я, – шепчет он. – Мы не можем допустить, чтобы нас сейчас арестовали. Мы нужны Германии и не можем оставить ее нацистам, мы столько раз говорили об этом. Прошу, Алекс, не наделай глупостей.
Ганс не знает, слушает ли Алекс вообще – взгляд его снова устремлен в окно.
– Я не буду стрелять в русских, – тихо произносит Алекс через некоторое время и бесцветно добавляет: – Я ни в кого не буду стрелять.
Ганс снова пытается задремать, но каждый раз, когда его голова опускается Алексу на плечо, тот легонько подталкивает его в бок, заставляя проснуться.
Ганс знает, что голова его тяжела, и сегодня он понимает, насколько ему важно, чтобы кто-то помогал ему нести бремя ее тяжести. «Прошу, Алекс, не наделай глупостей! Ты нужен Германии. Ты нужен мне».
Россия, 1942 год
Россия! Истерзанная, любимая, но не побежденная, нет, далеко не побежденная Россия. В небе гремят советские самолеты, откуда-то раздаются выстрелы, однако в немецких бункерах царит тишина – вокруг, подобно толстому шерстяному одеялу, тянется густой лес. Сюда, на главный перевязочный пункт в Гжатске, направляют двадцать девять человек из студенческой роты оказывать первую помощь раненым, чтобы те могли пережить тернистый путь до настоящих госпиталей. Порой все поезда и грузовики переполнены, и тогда в ход идут повозки, запряженные тощими кобылами, – совсем как та, которая повезла на погост маму. Его прекрасная покойная мать, что бы она сказала, если бы сейчас увидела своего сына, который вернулся домой – но не совсем, который сидит в немецком бункере, пусть даже в России. Алекс садится на койке, глубоко вдыхая и выдыхая настоящий русский воздух. Слева лежит Ганс, читая «Братьев Карамазовых». Прежде эта книга ему не нравилась, теперь же его взгляд с интересом скользит по строкам.
– Вот теперь, оказавшись в России, я понимаю Достоевского, – говорит он.
Справа Вилли лихорадочно строчит письмо за письмом. Говорят, Саарбрюккен разбомбили, и теперь Вилли пытается узнать о судьбе своей семьи. Он уже отправил домой телеграмму, но любые сведения, которые сюда дойдут, все равно дойдут слишком поздно. Остальные пытаются успокоить его:
– Твои родные наверняка живы и невредимы!
Непонятно, откуда такая уверенность, однако Алекс вторит им, хотя сейчас для него Саарбрюккен так же далеко, как неизвестная звезда.
На следующей койке дремлет полный новых впечатлений Хуберт, который еще не до конца переварил пережитое в Варшаве, он беспокойно вздрагивает во сне, но здесь кошмары никого не будят.
Таким образом, варшавская «черепаха» осталась почти в полном составе, только беднягу Раймунда Самиллера направили в другое место, они держатся вместе, как четыре сросшихся лепестка, как приносящий удачу четырехлистный клевер. Очень важно, чтобы рядом находились здравомыслящие люди – пожалуй, это самое главное и единственное, на что можно надеяться: на людей, с которыми можно по-настоящему поговорить. Впрочем, Алексу с каждым днем все меньше и меньше хочется говорить на своем родном языке, порой он кажется немногословным, но только потому, что немецкие звуки с трудом слетают с уст.
Многие врачи и все медсестры на главном перевязочном пункте – подневольные работники, русские, вынужденные спасать врагов. Вынужденные потому, что давали клятву Гиппократа, потому, что христиане, потому, что русские, которые пережили времена империи, революцию и приход большевиков и которым еще много всего предстоит пережить. Если кто и знает, как быстро можно захлебнуться в потоке великих идей, так это русские.
Алекс снова ассистирует во время операций, как делал когда-то в Хольцхаузене, только здесь он не молчит, здесь он говорит почти без умолку, говорит по-русски, расспрашивает о жизни в Советском Союзе, о войне, о Сталине.
– Ах, Сталин! – вздыхают врачи, не решаясь сказать большего, однако лица их выражают разочарование не только тогда, когда речь заходит о Сталине. Их история – это история разочарований.
– Многие поначалу видели в Гитлере спасителя, который освободит нас от гнета собственных тиранов, – шепнул Алексу один из врачей. – Тем сильнее был ужас, когда нацисты показали свое истинное лицо.
– А что сопротивление? – шепотом спрашивает Алекс, но русский врач только лукаво усмехается.
И тогда Алекс понимает, что со Сталиным покончено – как и с Гитлером; понимает, что коммунизм и национал-социализм давно побеждены если не в мире, то хотя бы в сознании людей. Каким бы ни был исход войны, Гитлер со Сталиным уже проиграли. Победит народ, прежде всего – русский народ!