Скажи Алексу, чтобы не ждал

Ангелики нет, есть только девушки других солдат, предусмотрительно захватившие с собой платки, чтобы махать и вытирать ими слезы. Однако сейчас девушки не выглядят особенно расстроенными – болтают, хихикают, а мужчины веселы, как будто отправляются на экскурсию. Все вокруг дурачатся, смеются, фотографируются. Алекс твердит себе, что едет на войну, на войну, на эту чертову войну, однако все равно поддается общему настроению, его охватывает жажда приключений. В конце концов, путь лежит в Россию, домой! И вот он снова улыбается, как улыбался вчера Лило, губы, вопреки воле, сами растягиваются в улыбке.

– Шурик!

Знакомый голос выкрикивает его имя. Софи, как и Кристель, не могла упустить возможности попрощаться. Она умоляла Трауте уступить ей велосипед на сегодняшнее утро. Поначалу Трауте была не в восторге, ей тоже хотелось приехать на станцию, но через некоторое время она согласилась.

– В конце концов, Ганс – твой брат, а для меня он просто… – Она не закончила фразу, и на этом вопрос был закрыт.

Алекс ускоряет шаг и замечает Софи: она забралась на нижнюю перекладину и выглядывает над оградой, чтобы ее было лучше видно, портфель небрежно свисает с одного из железных прутьев. По другую сторону стоят Ганс, Вилли и два студента из их роты – Хуберт Фуртвенглер и Раймунд Самиллер, которые тоже вчера были в мастерской. Они хорошо выглядят в форме – стройные и подтянутые, хоть для пропаганды фотографируй, думает Алекс и снова одергивает куртку, убеждаясь, что она не сидит как следует, нет, эта форма ему никогда не подойдет.

– Вот ты где! Мы уже собирались объявить тебя дезертиром! – смеется Ганс и так сильно хлопает Алекса по плечу, что становится больно.

Потирая ушибленное плечо, Алекс оглядывается в поисках Кристеля и не сразу его замечает, хотя тот стоит рядом с Софи. Из-за того, что Софи забралась на ограду, Кристель на ее фоне выглядит гораздо меньше обычного, да и вообще осунувшимся.

Алекс обменивается с ними рукопожатиями через ограду и, отпуская руку Софи, слышит едва уловимый вздох и думает: «В этом вздохе скрыто больше сожаления, чем в словах остальных девушек, которые сюда пришли». Конечно, остальные девушки верят, что их мужчины вернутся героями, а Софи знает, что все бессмысленно, – это расставание, эта война. В своих письмах Фриц много рассказывал ей о жизни в Советском Союзе: о разрушенных деревнях, о смертельных эпидемиях, о бедняках в лохмотьях… Ох, если бы только Алекс мог совладать со своей улыбкой.

– Ну вот, теперь вы оставляете меня совсем одного, – грустно говорит Кристель, переводя взгляд между Гансом и Алексом. – Оставайтесь живыми и здоровыми и возвращайтесь поскорее.

У Софи в петлице жилетки ромашка, она вытаскивает ее, нервно крутит в пальцах, вставляет ее в волосы и тут же возвращает в петлицу.

– Ты не один, – со смехом отвечает Ганс. Сегодня он выглядит перевозбужденным – возможно, из-за усталости или средств, которые принимает для борьбы с усталостью. – Ты никогда не будешь один, Кристель, у тебя есть жена, дети!

– Конечно, – бормочет Кристель, – но есть мысли… с которыми я теперь останусь один на один.

Софи кивает, снова нервно вертит цветок в пальцах.

Из поезда выходит обер-лейтенант, который объявляет о том, что отправление откладывается. По перрону разносится общий стон – то ли облегчения, то ли нетерпения, трудно сказать.

Ганс и Софи говорят о своем младшем брате Вернере, которого перебросили из Франции куда-то в Советский Союз. Он должен быть где-то неподалеку от фронта, его точное местонахождение наверняка можно будет узнать позже.

– Я навещу его! – восклицает Ганс, как будто вся Россия – это маленькая деревня.

Оставшееся время они разговаривают на банальные темы – о кинофильмах и погоде. О чем еще можно говорить, находясь посреди толпы? Обер-лейтенант еще несколько раз сообщает о том, что отправление продолжает откладываться, и каждый раз за его словами следует неясный стон.

– Затор на рельсах, – бормочет Вилли, – железнодорожные пути не справляются с нагрузкой. Новые солдаты отправляются в Россию, раненые возвращаются в Германию, продовольственные поставки… и советские партизаны взрывают рельсы где только могут.

Софи протягивает через ограду конфеты – те самые леденцы, которые Ганс подарил ей на день рождения.

– Когда же будет особый случай, если не сейчас? – спрашивает она и снова вздыхает, и Алекс думает: «Интересно, сохранила ли она его блокнот со стихами?»

Мелькают вспышки, кто-то фотографирует, Софи смеется и поднимает руки, однако в следующее же мгновение становится серьезной, позади свистит поезд, наконец-то кричат командиры. Пора.

– Передавай от меня привет Ангели, – говорит Алекс, внезапно вспомнив о бывшей возлюбленной. Кристель обещает, что передаст, но мысли его явно где-то в другом месте, возможно там, где отныне ему придется оставаться одному.

– До свидания, прощайте, возвращайтесь целыми и невредимыми! Хайль Гитлер! – звучит со всех сторон, девушки наконец достают платки, солдаты потоком устремляются к поезду.

– Шурик?