Скажи Алексу, чтобы не ждал

Ганс думает о том, что если бы они нашли соратников по всей Германии, если бы Вилли смог наладить с ними связь, то их начинание перестало бы быть жалким, а он, Ганс, оказался бы не самым бесполезным человеком на свете, а предводителем сопротивления. Не обязательно быть врачом, чтобы спасать жизни, не обязательно убивать тирана, достаточно стать политиком! Ганс с силой вонзает иглу в очередное плечо, снова чувствуя, как его охватывает пленяющая эйфория – совсем как в ту ночь, когда он написал первую листовку, или как во время обеда с Софи. Можно почувствовать дуновение величия, которое готовит ему будущее. Вилли бросает на Ганса быстрый взгляд, он тоже занят, но лицо его не утратило заговорщического выражения.

Однако на этот раз эйфория длится недолго. Вечером Ганс получает письмо от матери.

Россия, 1942 год

“Mnje nuschna loschschad, mnje nuschna loschschad…” – повторяет про себя Ганс снова и снова, он боится забыть эту фразу. Андрей ухаживает за лошадьми, такой же военной добычей, как и он сам, животные изголодали, однако несколько километров осилят.

“Mnje nuschna loschschad” – ради этой забавной фразы Ганс искал Алекса по всей округе, пока наконец не нашел в одной из крестьянских изб с соломенной крышей, Алекс сидел на доильной табуретке, бренча на балалайке не без ошибок, но с задором. Нелли благоговейно сидела рядом, положив голову ему на плечо. Вот такой должна быть голова, не тяжелой, а легкой, чтобы не мешала играть. Вокруг сидели деревенские жители, все русские, и слушали. Ганс вторгся в эту убогую идиллию только ради того, чтобы узнать, как будет по-русски «лошадь». Он, конечно, и сам знал, он понемногу учит русский, просто сейчас это слово вылетело из головы. С таким же успехом Ганс мог спросить переводчика в лагере, одного из военнопленных, которых освободили от тяжелых работ благодаря знанию иностранных языков. На самом деле даже необязательно знать, как называют лошадь русские: если бы Ганс настойчиво ткнул пальцем в желаемую лошадь, конюх Андрей бы все понял.

Однако Ганс хотел во что бы то ни стало отыскать Алекса, поговорить с ним. Он мог обойтись без перевода, но не без Алекса. Не без дружеского, ободряющего слова. Он хотел услышать подтверждение тому, что принял единственно правильное решение. Что при других обстоятельствах оно могло бы показаться бессердечным, однако делается в духе пассивного сопротивления. И что его брат Вернер посчитает так же.

Но, обнаружив Алекса, блаженно играющего на балалайке в окружении русских и России, Ганс почувствовал себя лишним. В памяти вдруг всплыло забытое слово: «loschschad» – и он вышел из избы так же тихо и незаметно, как вошел. Сейчас не время думать об одиночестве, есть вещи куда важнее. Только бы успеть добраться до Вернера!

Андрей узнает Ганса издалека, машет ему рукой и радостно кричит:

– Wanja!

Саша и Ваня теперь известны во всей округе как «russkije njemtsy», пусть даже по-русски из них говорит только один. Зато другой может пить водку, смеяться и после большого количество выпитого даже плакать, как настоящий русский. Местные жители принимают его, впрочем что им еще остается?

По решительным широким шагам Андрей понимает, что Ваня пришел не праздновать.

– Mnje nuschna loschschad!

Андрей сразу же готовит кобылу, самую крепкую и выносливую, что есть в конюшне, он слышит спешность, заключающуюся в этих трех неправильно произнесенных словах.

«Мне нужна лошадь!» Как будто это вопрос жизни и смерти. Андрей подводит Гансу кобылу:

– Wsjewo charoschewo, Wanja!

– Spasiba, – отвечает Ганс, запрыгивает на кобылу и пускает ее галопом через поле, он скачет так, будто за ним гонятся. Грязь летит из-под копыт, дождь хлещет по лицу, но теперь ему все равно.

Чудесное, невероятное совпадение, но часть Вернера и правда находится неподалеку от Гжатска. Братья уже несколько раз встречались, вместе катались верхом или выпивали, вместе искали отвлечение от войны и находили поддержку друг в друге. Ганс не знает, что бы сейчас делал, если бы рядом не оказалось частички его семьи. Только бы не заблудиться! Он знает дорогу, но Россия широкая, одна береза похожа на другую. Кобыла упрямо мчится вперед, однако нельзя быть уверенным в том, направляется она к цели или скачет кругами, придет ли к месту назначения или в конце концов вернется к Алексу и его русским приятелям, так далеко от дома, как только возможно.

«Когда-нибудь, – думает Ганс, – когда-нибудь, когда закончится война, я вернусь сюда по своей воле, без плана и цели, без ответственности, оседлаю здоровую, откормленную лошадь, направлюсь все дальше и дальше на восток, в страну монголов». Езда верхом, дождь, брызги грязи – во всем этом кроется некая радость, которая пытается заглушить страдания, только не сдавайся, только не сдавайся, ты все еще нужен Германии, Ганс, и потом, когда все закончится, ты вернешься и поедешь по этой земле без принуждения. И без страха.