Грей пожал плечами.
— Двое моих прадедов были шотландцами. Человек не несет ответственность за свое происхождение.
— Значит, вы не считаете, что грехи отцов следует возлагать на детей?
Грей вздохнул и прижал плечи к спинке стула, чтобы снять напряжение в спине.
— Будь это так, человечество уже перестало бы существовать, раздавленное накопившимся грузом унаследованного зла.
Ричардсон слегка пожал плечами (то ли в знак согласия, то ли с пренебрежением), затем повернулся к стене из стеклянных панелей и уставился вдаль, по-видимому обдумывая новый разговорный гамбит.
Солнце клонилось к закату; свет, проникавший в большое окно, сверкал миллионами крошечных вспышек, переливаясь по стеклу, потолку (интересно, на корабле это тоже называется потолком?) и столу, за которым сидел Грей. Его руки все еще были связаны. Он медленно разминал их, рассматривая близлежащие объекты с точки зрения их эффективности в качестве оружия. Ему на глаза попались солидные часы и бутылка бренди, но и то и другое находилось далеко, в дальнем конце салона… Черт возьми, это
— Что, простите? — Он вдруг осознал, что Ричардсон задал вопрос.
— Я спросил, — сказал Ричардсон, изображая терпение, — как вы относитесь к рабству. — Не получив немедленного ответа, он произнес уже не столь терпеливо: — Ради бога, вы были губернатором Ямайки и наверняка хорошо знакомы с данным институтом?
— Полагаю, вопрос риторический. — Грей осторожно коснулся заживающей, но все еще припухшей раны на голове. — Однако, если вы настаиваете… да. Я вполне уверен, что знаю об этом гораздо больше вас. Что касается моих чувств по отношению к рабству, то я сожалею о нем как по философским, так и по гуманным соображениям. А в чем дело? Вы ожидали, что я объявлю себя сторонником рабства?
— Не исключал. — Некоторое время Ричардсон пристально смотрел на него, затем, видимо придя к какому-то решению, сел за стол напротив Грея и встретился с ним глазами. — Рад, что вы этого не сделали. А теперь… — Он решительно наклонился вперед. — Ваша жена. Или ваша бывшая жена…
— Если вы имеете в виду миссис Фрэзер, — вежливо сказал Грей, — то она на самом деле никогда не была моей женой, брак между нами был заключен в результате ложного известия о смерти ее мужа. Он жив.
— Мне это известно, — произнес Ричардсон с какой-то мрачной ноткой, вызвавшей у Грея неприятные ощущения внизу живота.
Часы на столе издали звонкое «дзинь!», а затем настойчиво повторили это еще четыре раза. Ричардсон оглянулся на них через плечо и недовольно фыркнул.
— Мне скоро уходить. Я спрашиваю, сэр, знаете ли вы, кто такая миссис Фрэзер?
Грей уставился на него.
— Вероятно, удар по голове несколько нарушил мой мыслительный процесс… сэр… но у меня сложилось стойкое впечатление, что из нас двоих не я страдаю непоследовательностью. Что, черт возьми, вы имеете в виду?
На лице собеседника выступил странный пятнистый румянец, отчего оно стало походить на подмороженный помидор. Однако выражение недовольства с него сошло, что встревожило Грея.
— Вы отлично понимаете, что я имею в виду, полковник. Она вам сказала, не так ли? Миссис Фрэзер самая невоздержанная женщина, которую я когда-либо встречал, в этом столетии или в любом другом.
Грей невольно вздрогнул и мысленно проклял себя, увидев удовлетворение в глазах Ричардсона.
— Ну конечно. Что ж, тогда… — Ричардсон наклонился вперед. — Я тоже тот, кем являются миссис Фрэзер, ее дочь и внуки.
— Что? — спросил Грей с неподдельным изумлением. — И кто же, по-вашему, они такие, позвольте узнать?
— Люди, способные перемещаться из одного времени в другое.
Закрыв глаза, Грей подождал немного, глубоко вздохнул и снова посмотрел на Ричардсона.
— Я надеялся, что сплю, но, как вижу, вы все еще здесь, — сказал он. — Это мой бренди? Если да, налейте мне немного. Не собираюсь выслушивать вас на трезвую голову.
Ричардсон пожал плечами и наполнил стакан, который Грей выпил залпом, как воду. Он отхлебнул вторую порцию, и Ричардсон, терпеливо за ним наблюдавший, кивнул.
— Хорошо. Слушайте. В Англии существует аболиционистское движение. Вы знаете об этом?
— Смутно.
— Что ж, оно укоренится, и в 1807 году король подпишет первый Акт об отмене рабства, запрещающий работорговлю в Британской империи.
— Вот как? Очень… хорошо.
Грей тайно искал путь к спасению с тех пор, как очнулся на палубе и понял, что находится на корабле. И теперь он его увидел. Окна в нижнем ряду огромной стеклянной стены были на петлях, и два из них — открыты, чтобы впустить в салон прохладный морской бриз.
— А в 1833 году Палата общин примет закон об отмене рабства, который объявит этот институт вне закона и освободит невольников в большинстве британских колоний — около восьмисот тысяч человек.
Грей был стройным и невысоким.