— Восемьсот тысяч, — вежливо повторил он, когда Ричардсон сделал паузу, явно ожидая ответа. — Впечатляет…
Со связанными запястьями он мог управляться со стаканом бренди, но плавать — другое дело. Грей мельком взглянул на путы. Может, перегрызть один из узлов… Или подождать, пока он не окажется в воде, а то, не ровен час, кто-нибудь войдет и застанет его жующим веревку?..
— Да, — согласился Ричардсон. — Хотя далеко не так впечатляюще, как количество людей в Америке, которые не будут освобождены и продолжат находиться в рабстве, а затем пострадают…
Грей перестал слушать, когда монолог Ричардсона принял тон лекции. Он опустил руки на колени и незаметно потянул, проверяя натяжение веревки.
— Простите?.. — спросил он, заметив, что Ричардсон замолчал и пристально смотрит на него. — Приношу извинения. Должно быть, я снова задремал.
Ричардсон наклонился, взял со стола стакан с бренди и выплеснул остатки ему в лицо. Застигнутый врасплох, Грей вдохнул жидкость и закашлялся, отплевываясь; глаза горели огнем.
— Приношу
Он взял кувшин со стола и вылил Грею на голову.
Это помогло смыть жгучий бренди по крайней мере из глаз, хотя Грей кашлял и хрипел еще несколько минут. Наконец отдышавшись, он откинулся на спинку стула и вытер глаза тыльной стороной связанных рук, затем тряхнул головой, разбрызгивая капли по столу. Несколько попало в Ричардсона, и тот шумно вдохнул через нос, но, очевидно, взял себя в руки.
— Как я говорил, — продолжил он, бросив на Грея свирепый взгляд, — именно американская революция позволит рабству беспрепятственно процветать здесь, а затем приведет — во всяком случае, косвенно — к новой кровавой войне и еще большему насилию…
— Да. Я понял. — Грей выставил обе руки ладонями вперед. — И вы предлагаете что-то с этим сделать, перемещаясь во времени. Прекрасно понимаю.
— Сомневаюсь, — сухо промолвил Ричардсон. — Однако вы поймете, со временем. Все очень просто: если патриоты потерпят поражение, американские колонии останутся под британскими законами. Они прекратят заниматься работорговлей, а всех нынешних рабов освободят в течение следующих пятидесяти лет. Не будет нации рабовладельцев и Гражданской войны, которая произойдет примерно через сто лет, если мы не сумеем остановить
— Нет. — Грей покачал головой и немного выпрямился. — Просто думаю. Если я правильно понял, вы хотите, чтобы нынешнее восстание потерпело поражение и американцы остались британскими подданными, верно? Хорошо. И как же вы собираетесь это устроить?
Очевидно, негодяй не заткнется, пока не изложит свою теорию целиком — Грей знал таких людей. Он внутренне застонал (голова опять разболелась от кашля), однако изо всех сил старался изображать внимание.
Пристально посмотрев на него, Ричардсон кивнул.
— Как я уже сказал — надеюсь, вы помните, — мы с единомышленниками определили несколько ключевых фигур, чьи действия повлияют на ход войны. Ваш брат один из них. Если ему не помешать, он поедет в Англию и произнесет речь в Палате лордов, излагая собственные опыт и наблюдения за ходом войны и настаивая на том, что, хотя она в конечном счете может быть выиграна, затраты будут несоизмеримы с выгодой от сохранения колоний.
Глаза у Джона снова заслезились, но не от бренди.
— Он не единственный человек, занимающий высокое общественное положение, кто придерживается такой позиции, — добавил Ричардсон, — просто герцог, по воле случая или судьбы, окажется в нужном месте в нужное время. Ваш брат даст лорду Норту предлог, который тот ищет, чтобы отказаться от войны и направить ресурсы Англии на более важные предприятия. Конечно, Пардлоу не один — у нас есть список…
— Да, вы уже говорили. — У Грея зародилось неприятное ощущение внизу живота. — Вы сказали «мы». Сколько вас, черт возьми?
— Вам об этом знать необязательно, — отрезал Ричардсон, и Грей с небольшим удовлетворением подумал, что, скорее всего, ответ — «очень мало», а то и вовсе «никого, кроме меня».
Ричардсон наставил на него палец.