До самого утра развлекался он с её бесчувственным телом, а после, погасив угли в жаровне и заперев покрепче двери, пошёл себе прочь, будто ничего и не было. Вскоре услышал зов своих приятелей, что без отдыха его искали с самого вечера, вышел с ними к лагерю и, наскоро посовещавшись, решили они заканчивать охоту и поворачивать в обратный путь. О случившемся же ночью Энгус никому ни словом не обмолвился. Видимо, в тот раз в кои-то веки осторожность да жадность пересилили желание прихвастнуть. Знал он, что, едва услышат его побратимы о неизвестной красавице, что спит мёртвым сном в этакой глуши, всем им непременно захочется на неё взглянуть, а может, и не только… А ну как кто-нибудь из них и вовсе решит забрать чудесную находку с собой? А ну как слух о ней дойдёт до ревнивицы-жены? Нет уж, рассудил муженёк, не всякая добыча должна быть поделена поровну. Король он, в конце концов, или нет?! В общем, так и покинул мой неверный супруг те места, никому о своём приключении не рассказав, но твёрдо решив непременно вернуться, как только выдастся такая возможность.
Я же в те дни ни о чём подобном и не догадывалась, время своё по большей части проводила в уединении, за книгами, зельями да горестями матери, разлучённой с любимыми детьми. Погружённая в эти материи, я не заметила, что муж мой сделался необычно задумчив и меланхоличен: то улыбается без причины, будто своим собственным мыслям, то вздыхает о чём-то, то глядит вокруг блуждающим взглядом, ничего не видя и не слушая, что ему говорят. А вот королева-мать, та сразу насторожилась. Стала она и так и эдак подступаться к сыну с вопросами, но ничего добиться не смогла, решила, что снова всему виной моё злое колдовство, и невзлюбила меня пуще прежнего, только что под ноги не плевала при встрече.
Зима в тот год выдалась долгая и холодная, а едва сошли снега, зарядили дожди и лили чуть ли не до самого Майского дня[23]
, наводя тоску и смуту даже на самых разумных из людей. Но едва наладилась погода и крестьяне с облегчением вздохнули, выйдя наконец в поля, как явилась новая напасть – половину скотины в королевстве выкосил неизвестный мор, что удалось унять лишь к самому празднику жатвы.[24]Даже при королевском дворе настроения были мрачные, тёмные же селяне и вовсе помешались, всюду носились тревожные слухи о злом проклятии, колдовстве и чарах, призванных погубить их никчёмные жизни. Некоторые даже осмеливались прямо винить во всех своих бедах правителя, и то там, то тут, по доносам соглядатаев, поминали люди древний жестокий обычай, не так уж давно дозволявший сменить утратившего милость богов короля да вернуть земле процветание.
Муженёк мой, ещё с осенней поры загрустивший, от таких новостей и вовсе приуныл. Стал искать совета сперва у мудрецов да законников, после у прорицателей, даже обо мне вспомнил – приполз в ночи полупьяный, валялся в ногах, скулил от жалости к себе, просил всё наладить, будто это вот так просто, раз плюнуть. Золотые горы обещал, любые жертвы готов был принести, любую цену уплатить, лишь бы не оказаться где-нибудь в священных топях с петлёй на шее да кинжалом в печени. Только что я могла сделать, если древние боги и впрямь потеряли терпение?
Он ведь не хуже меня знал старый обычай, который грубо нарушил, взойдя на престол через отцовский труп, да ещё и в обход достойнейших претендентов. Так я ему и отвечала и за эту правду получила в благодарность с пяток проклятий да синяк на скуле.
Единственный, кто не унывал и не выказывал тревоги, был приблудный монах. Тот, напротив, словно сбросил добрый десяток лет, приободрился, с удвоенными силами свои россказни повёл на каждом углу, всё твердил о карах за грехи неправедных да об искуплении и покаянии, тогда, мол, в единый миг оставят беды освящённую землю и настанет пора благодати, какой раньше здесь не знали. И многие слушали, даже те, кто в иное время лишь смеялся над его болтовнёй, а более всех королева-мать. Она и к сыну стала подступаться с этими разговорами, так и эдак расписывала ему выгоды, что обещает новый её бог, стоит-де только ему поклониться да принять от него новое имя.
Очень мне не нравились эти речи старой королевы, чуяла я в них недоброе, но вслух против не выступала. Знала, хоть велика была нежная привязанность мужа к матери, и, будучи королём, потакал он ей во всём, но вот советы, противные собственным желаниям, слушал вполуха, а уж следовал им и вовсе не чаще, чем яблони в зиму расцветали.
Однако же ничто не длится вечно, в том числе горести, и к тому времени, как собран был первый урожай, волнение в королевстве поутихло. Вешние дожди, хоть и задержали посевную, всё же пошли земле на пользу, а поредевший числом скот втрое быстрее нагулял жиру на сочной траве, так что закрома удалось наполнить достаточно, чтобы продержаться зиму, не голодая.