Тем временем день догорел, и спертый тяжелый воздух наполнился ночною мглой.
– Где же нам ночлежничать? – огляделась растерянно Змеевна, придерживаясь за холку Баюна.
Ноги ее подкашивались от усталости, а легкие сафьяновые сапожки по голень были испачканы болотной грязью.
Задумался сказитель – опасно ночью дальше идти. Не ровен час, угодишь в трясину, и поминай как звали. Но и останавливаться нельзя. Земля здесь сырая, топкая, не заметишь, как по пояс в болоте окажешься.
– А не деревце ли там? – воскликнул радостно зоркий Баюн, окидывая взглядом окрестности.
– Тебе виднее, – еле поспевая за хвостатым, крикнула девушка.
– Оно самое! В корнях и заночуем. Всяко безопаснее, чем посреди тропинки.
Взобрались на кочку и уселись на чахлые сухие ветки. Марна влезла повыше, прислонившись к хлипкому стволу, а Кот облюбовал корневище. Уж слишком он был тяжел для такого слабого деревца. Вот устроились и стали ждать. Невыносимо хотелось есть, ведь последний привал делали рано утром, но тут, на болоте, ничего не достать. Ягоды-гнилушки Баюн запретил даже трогать руками, а от стоячей воды поднимался зеленоватый едкий дымок.
– Погоди до завтра, – погладил он лапой девицу по плечу. – К вечеру выберемся из этих земель – вдоволь отъедимся. Сразу за болотами края богатые, безопасные.
– Интересно, что сейчас Хмель поделывает? – зевнула в рукав Змеевна. – Небось на свирели наигрывает да пирожки кушает… С вишнями.
И она задремала, крепко обняв ствол сухого деревца.
Кот же остался бодрствовать. Хоть не выказывал он своей тревоги при спутнице, но не по нраву ему было болото. Чуял здесь дух нечистый, и кабы мог, свернул бы в обход, да не было к морю другой дороги. Поэтому устроился Баюн у корней и стал смотреть зорко по сторонам. Бирюзовым огнем пылали его глазищи в непроглядной тьме. А больше ничего видно не было.
Но вот где-то заухал сыч, хлюпнула гнилая водица. Послышался смешок, за ним другой, словно ребенок хохочет. Только злобно так, что дрожь пробирает.
Подобрался туман болотный до самих корней деревца, вот-вот тронет Кота за пушистый хвост. Взметнулся он, зашипел, а лиловая шерсть встала дыбом.
И как только показалась тень страшная во мгле, прыгнул на нее Баюн доблестно и покатился кубарем по кочкам. Казалось ему, будто жуткое чудовище сцепилось с ним в схватке, но было то лишь видение, созданное искусною повелительницей наваждений – Марою.
Поняв, что его обманули, вскочил Кот на лапы, стал искать в темноте Марну, но все напрасно. Уж и кричал он, и мяукал, только в тумане слова таяли, как в перине, и не было слышно ничего на аршин вокруг…
А спутница его тем временем проснулась от плача детского. Оглянулась – рядом никого.
– Баюн! Баю-юн! – позвала она с деревца, и во мраке мелькнул бирюзовый огонек котовьих глаз.
Спустилась девушка с ветки и отправилась вслед за другом.
– Куда же ты? – кликала она с тревогой. – Подожди меня!
А земля под ногами становилась все мягче. Но вот будто замерли искорки голубые. Уж по колено в трясине, еле подошла ближе Марна и протянула руку. А из темноты на нее прыгнуло чудовище страшное. Все зеленое, крючковатое, лапы, словно коряги, а глаза огнем горят.
В тот же час поняла девица, что заманила ее в свое логово болотница, да поздно было. Схватила она Змеевну за руку и потащила на дно.
– Помогите! – закричала сердешная что есть мочи, но крепка была хватка кикиморы!
По плечи провалилась путница в жижу, но вырвала-таки руку из цепких объятий. А затем ухватилась за гнилой корень, чтоб хоть как-то добраться до берега. Только когда была почти на свободе, сцапали ее за плечи лапы ветвистые и утащили на самую середину болота.
Царапаясь и отбиваясь, барахталась Марна в грязной густой воде и кричала что есть мочи:
– Баюн! На помощь!
А когда поняла, что некому ее выручать, бросилась со всей силы на болотное чудовище.
– Хмель! – кричала она отбиваясь. – Хме-ель!!!
Но не мог спасти ее златокудрый юноша. Колдовство его слабело с каждым днем, и здесь, в трясинах, не сумел он даже явиться видением пред очи несчастной Марны.
Тьма сгустилась пуще прежнего, снова заухал бесовский сыч и закружил торжествующе над темною топью. С берега в воду, подвывая нетерпеливо, слезли другие твари. Давно они не ели человечины, а сегодня, видно, будет знатный пир. Ведь как бы храбро ни билась девица, руки ее опускаются все ниже, силы на исходе, а крючковатые лапы уже готовы утащить добычу в темный омут.
Но вспыхнул у кромки трясины огонь алый, поднялся костер до небес, и бросились болотницы врассыпную. Ведь больше всего боялись они света. Тем временем рядом с рукой захлебывающейся Марны булькнула в воду веревка конопляная. Ухватилась за нее Змеевна из последних сил, стала пробираться к берегу. На том конце потянули, и вот, спустя несколько минут, лежит девица на земле: грязная и дрожащая, словно испуганный зверек.
– Ничего, – сказал ласково женский скрипучий голос. – Главное, что жива…