Тем временем король Терра Верде вернулся в свою страну, и тут ему пришлось хлебнуть такого сиропа, что он метался, как вырвавшийся из клетки лев, и готов был кожу содрать с советников; но они предъявили ему его собственное послание, и он, видя, что его почерк подделан, призвал гонца. И когда тот рассказал все, что было с ним на пути, король понял, что все это злодеяние подстроила жена Мазьелло. И, тотчас снарядив корабль, самолично отплыл к тому берегу.
Найдя эту женщину, король добрым обхождением, какого она была достойна, вытянул у нее изо рта суть дела и, выяснив, что причиной всего была ревность, приказал облить ее воском и жиром. Когда это было сделано, он забросил ее на большую кучу дров и подпалил, и, увидев, как пламя огромным красным языком поглотило несчастную, поднял паруса.
Проплывая по другому морю, его корабль повстречался с кораблем, на котором плыл король Прета Секка; и после тысячи церемоний тот сказал ему, что плывет в страну Лаго Труволо ради указа, обнародованного тамошним королем, желая попытать судьбу; ибо он уверен, что своими скорбями не уступит самому многоскорбному человеку на свете. «Коль так, — сказал король Терра Верде, — я тоже пойду за тобой следом и дам сто очков вперед самому разнесчастному, который там будет. Другие горе стопками меряют, а я целыми тумулами[299]
черпаю. Поэтому пойдем вместе и давай договоримся, как честные люди: кто из нас выиграет — по-товарищески разделим выигрыш до последней крошки». — «Весьма охотно», — ответил король Прета Секка.Дав друг другу слово, они одним караваном прибыли в Лаго Труволо, где представились хозяину, который, устроив им торжественный прием, как подобает коронованным особам, и усадив под балдахином, тысячу раз заверил, что рад их прибытию. А когда услышал, что они пришли на состязание несчастных, пожелал узнать, бремя какой скорби повергло их под сирокко воздыханий.
И король Прета Секка стал рассказывать о любви, которую обратил на единую с ним кровь, о поступке сестры, достойном поистине целомудренной женщины, о том, какое жестокосердие он проявил, закрыв ее в просмоленном гробу и бросив в море, за что его, с одной стороны, ранило сознание своего греха, а с другой — пронзала скорбь о потере сестры. Отсюда его терзал стыд, оттуда — боль; так что и скорби самых истомленных обитателей ада не дали бы выжимки тех страданий, которые претерпевало его сердце.
Когда этот король закончил, начал свой рассказ второй: «Ох, да твои скорби — это печеньица, палочки сахарные, шарики с цукатами по сравнению с тем, что чувствую я; потому что эта Пента Безручка, найденная мною, — словно свеча венецианского воску на катафалке моих похорон! Взял я ее в жены, и принесла она мне прекрасного сыночка, и вот, по злодейскому умыслу мерзкой бабы, едва обоих на костре не сожгли! Ох, гвоздь в сердце моем! Ох, боль моя неутолимая! И вот изгнали их, выслали вон из моего королевства! И я, лишенный всякой отрады, не знаю, как под грузом таких страданий не пал еще на землю осел моей жизни».
Волшебник, выслушав одного и другого короля, догадался, что первый из них — брат, а второй — муж Пенты, и, подозвав Нофриелло, ее сыночка, говорит: «Поди поцелуй ноги своему государю батюшке!» — и малыш послушался его, а отец, видя, сколь благовоспитан и мил этот ребенок, надел ему на шею красивую золотую цепочку. Затем волшебник снова говорит: «Поди поцелуй руку дядюшке, милый мальчик мой!» И карапуз тут же исполнил это, и дядя, восхищенный его живостью, подарил ему драгоценный камень и спросил у хозяина, его ли это сынок. И волшебник отвечал: «А чей он сынок, теперь сами спросите у его матушки».
Пента, которая, стоя за занавеской, слышала весь разговор, вошла в зал и, как собачка, которую хозяин потерял и нашел спустя многие дни, ласкается, облизывает, виляет хвостиком и выказывает тысячи других знаков радости, так и она, подбегая то к брату, то к мужу, привлекаемая то родственным чувством, то преданной любовью, обнимала то одного, то другого с такой радостью, какой невозможно представить: все трое будто исполняли один концерт, не в силах вымолвить слова и задыхаясь от счастья.