Тем временем проехали мимо Кафедры и дальше через Майронё, свернули в Старый Город, по Субачюс к Ратуше, оттуда по Стиклю и Швенто Казимеро в сторону Пилимо, понятный маршрут, но вместо Пилимо вдруг почему-то оказались в Ужуписе, который на самом деле совсем в другой стороне. При этом Ужупис был точно таким, каким его помнила Джини, даже лавки и кафе те же самые, куда она иногда заходила. По Полоцко, мимо Бернардинского кладбища выехали на кольцо, оттуда свернули на съезд в направлении парка Бельмонтас, где водяные мельницы, водопады и чёрные лебеди в пруду у ресторана живут круглый год. Джини раньше часто возила туда учеников, поэтому хорошо знала окрестности и дорогу. И вот тут-то различия проявились в полную силу. Никакого тебе Бельмонтаса, просто очень зелёный, а сейчас золотой район, красивые малоэтажные новостройки постепенно сменились частными домами, роскошными и ветхими, вперемешку; Джини смотрела во все глаза. Наконец сказала:
– Шикарное место!
– Шикарное, – согласился таксист. – Самый дорогой район в городе, потому что приморский. И одновременно босяцкий, ровно по той же причине: здесь живут рыбаки.
– Рыбаки, – повторила Джини.
– Рыбаки, – с удовольствием подтвердил таксист. И похвастался: – У меня тоже здесь дом. На участке, который мне достался от деда. Мой дед был рыбаком.
Буквально минуту спустя въехали на большую автомобильную парковку, почти пустую, окружённую соснами с трёх сторон. Таксист остановился на самом дальнем краю, гордо сказал:
– Всего за четверть часа добрались. Со светофорами всю дорогу везло.
– Это что, мы уже приехали к морю? – недоверчиво спросила Джини, оглядываясь по сторонам.
– Ну да. Просто дальше надо пешком. Сразу за деревьями пляж, за минуту дойдёте. Сколько вас ждать? Вы говорили, пятнадцать минут?
– Максимум, двадцать, – кивнула Джини. – Только не уезжайте, пожалуйста. Я тут без вас пропаду!
– Да я сам без вас пропаду, – рассмеялся таксист. – Здесь пассажиров сейчас не дождёшься. Местные все с машинами, а народ гуляет на дальних пляжах, где конечная остановка автобуса и променад. Кофейни, магазины, карусели и бары – всё, за чем люди осенью ходят на пляж.
Джини вышла из такси и неуверенно сунулась в заросли, которые казались такими густыми, что не пройти. Но в подлеске была протоптана извилистая тропинка. И идти оказалось недалеко. Сделав буквально пару десятков шагов, Джини увидела в просвете между стволами светлый песок и по-южному яркую бирюзовую воду. А самое главное – услышала шум прибоя. Шумит, как же оно шумит! Сказала вслух, практически голосом Юджина-Диоскура: «Рили моречко, бля».
Пока бежала к воде, набрала полные ботинки песка и заранее радовалась доказательству – завтра с утра, когда поездка к морю в такси по осеннему городу покажется сном, песок в носках и ботинках вернёт меня со скучной твёрдой земли обратно на небо. А с неба – на новую землю, на которой возможно всё, – думала Джини, пока разувалась. Сразу замёрзла, конечно, осень – не лето, даже солнечный тёплый октябрь. Но не зайти в воду она не могла. Закатала штаны, шагнула в прибой и завизжала, как в детстве, когда орёшь от восторга, под предлогом, что вода ледяная. Между прочим, действительно холоднющая же вода!
Минуты две Джини стояла босыми ногами в прибое без единой мысли – слишком острые ощущения, слишком сильное счастье, под тонким слоем которого – ужас, невыносимый, немыслимый, но такой же прекрасный, как счастье; собственно, ужас – одна из составляющих этого счастья, может быть, самая важная часть его.
Наконец Джини сказала себе: времени мало, его почти нет. Но море надо нарисовать. Обязательно. Пусть будет свидетельство. Документ.
Достала из рюкзака альбом, карандаш и начала рисовать – стремительно, как стенографируют речь. О времени не забывала, вообще была на удивление собранна. Не как художник, а как боец в гуще сражения. Хоть и странно, конечно, сравнивать, когда ты, если не считать пары школьных драк с дураками-мальчишками, ни в одном сражении не была.
Успела сделать четыре наброска. Просто море до горизонта, берег и море с рыбацкими лодками вдалеке, узкий песчаный пляж и отгородившие его от стоянки сосны, свои босые ноги в воде. Напоследок сфотографировала всё это телефоном. На всякий случай, пусть будет. Вдруг повезёт? К машине бежала босая, чтобы не тратить время на обувание, в одной руке ботинки, в другой альбом. Плюхнулась на сидение рядом с таксистом, сказала:
– Спасибо, что подождали. Такое счастье. Такое невероятное счастье! Можем ехать обратно, я – всё.
К счастью, таксист был человек деликатный. Не стал расспрашивать, почему Джини босая, и зачем ей альбом. Не просил показать рисунки, не расспрашивал, сколько платят художникам; за это, конечно, отдельное спасибо, таких расспросов она на своём веку наслушалась на несколько жизней вперёд. Только сказал:
– Вас двадцать четыре минуты не было. Ничего, наверстаем. Поедем самой короткой дорогой. Надеюсь, со светофорами повезёт.