Сказки о мастерах

- Я одобряю Ваш выбор. Поедете послом в Вюртемберг. Скажите

графу Панину, он заготовит нужные бумаги. А Вам, дитя моё, я дарую

титул графини Розен.

Опустившись на колени, я поцеловала руку Великой Императрицы.

Мы выиграли! Начались спешные сборы к отъезду. Едучи в модные

лавки, я вдруг увидела на встречном извозчике Анну. По её виду я сразу

догадалась, что случилось несчастье! Наши мужчины опять впутались в

глупейшую историю, и нам пришлось их выручать.

Граф Сергей Александрович показал себя с самой лучшей стороны.

Ещё раз обращаться к Государыне было неудобно. Дело решилось и без

того. Граф использовал свои старые связи, умение очаровать и убедить

нужного человека. Анджей и Адам вышли на свободу.

Меня порадовало решению Адама пойти в военную службу. В

Российской армии у него куда меньше шансов наделать глупостей. При

всей порывистости своей натуры, твой дед был человеком долга.

Мы вовсе не подозревали тогда, насколько благосклонна к нам была

Фортуна. Матушке Государыне остался всего месяц жизни! А дальше

началось царствие Павла.

VII

Мужской почерк

При императоре Павле основой службы стал фрунт. Каждый день, с

утра до вечера, до изнеможения: маршировка, маршировка и ещё

маршировка.

Мне повезло. Природные способности (всегда был хорошим

танцором) помогли освоить сию нелёгкую науку. Нынче стало модно

относиться к фрунту с презрением. Критики не правы. Пока армия

вооружена кремневыми ружьями и главной силой пехоты остаётся

штыковой удар, умение солдат двигаться в плотном строю и совершать

сложные маневры было и будет основой военной науки. Однако парад-

ному фрунту при Павле отведена была роль чрезвычайная, в ущерб

всему остальному. Ворчали солдаты. Бранились и офицеры. Я предпо-

читал молчать. Дал присягу – служи.

Когда объявили о начале военных действий, я тотчас подал рапорт с

просьбой о переводе в Итальянский корпус Суворова. Рапорт

удовлетворили, я получил чин поручика и роту в Ингерманландском

188

полку. За отвагу, проявленную в славном сражении при Нови, был

награждён орденом Святого Владимира 3ей степени с мечами.

Но дороже всех наград для меня память о том, как в Вальдгрубене,

после всех ледовых перевалов, перед строем полка обнял и расцеловал

меня великий Суворов: в моей роте не было ни обмороженных, ни

отставших. По окончании кумпании я был вновь переведен в Гвардию,

уже в чине поручика.

Перед Рождеством пришло известие о тяжелой болезни отца.

Взявши отпуск, поскакал в Ломжу со всей поспешностью, но не успел.

Батюшка скончался за день до моего приезда. После похорон сели мы с

братом разбираться с наследством. Бросать службу я не хотел. За эти

годы Анджей привёл в порядок хозяйство в обоих имениях. Моя доля

дохода составляла свыше тысячи рублей в год. С такой добавкой к

офицерскому жалованию и с моей привычкой не швырять денег, можно

было служить и в Гвардии. Анна уговорила меня остаться на пару

недель. Очень хотелось ей меня сосватать. Познакомился с полусотней

невест у нас в округе, но ни одна не затронула моего сердца. Одно время

мне приглянулась сероглазая красавица, Анеля Глинская. Но нечаянно я

подслушал её разговор с подругой. Красавица была удивительно глупа, а

дуры меня никогда не привлекали… Поддавшись на уговоры Анны,

посватался я было к Сузанне Голембовской, но получил отказ. Родители

не захотели выдать дочь за Российского офицера. Мундир сделал меня

чужим для многих из прежних друзей и соседей.

В Могилёве, на обратном пути в Петербург узнал я о смерти Импера-

тора Павла и воцарении Александра.

Служба пошла дальше. После Итальянского похода офицеры полка

меня признали. Я стал своим. Сему много способствовала освоенная

мною совершенно чистая русская речь. Много сил я потратил, чтобы

избавиться от польского акцента. Солдаты меня любили, начальство – не

придиралось…

Служба военная хороша своей регулярностью. По четвергам – караул

в Зимнем, по пятницам – вахтпарад на Марсовом поле, по субботам –

шампанское в офицерском собрании, потом в «веселый дом», к девкам,

на Крестовский… Живи да радуйся. Но года через три такой спокойной

жизни начали меня мучить мысли странные и нелепые, особливо для

офицера Гвардии:

- Зачем я живу на свете? Так ли надо жить…

Начал я было много пить, но и это не помогало. Мой лучший друг,

поручик князь Петр Шереметьев говаривал мне:

- Брось, Адам! Ни к чему всё это… Женись-ка лучше на толстой и

доброй бабе, нарожай десяток ребятишек… Все твои странные мысли

как рукой снимет.

И впрямь, должно, пришла пора и мне завести свой дом, семью,

детишек. Я заметил, что с завистью поглядываю на женатых друзей –

офицеров, с удовольствием вожусь с чужими ребятишками…

189

Но, став по воле случая Русским офицером, я очень не хотел оконча-

тельно оторваться от Польши. У себя дома я хотел говорить на родном

языке и потому жениться на русской решительно не мог. А подходящей