О родителях я вспоминаю редко. Воспоминаний у меня лишь горстка, не хочу, чтобы они потускнели, затерлись. Когда я извлекаю их на свет, раз в сто лет, они должны быть яркими и живыми, до головокружения, до боли. В ту ночь, сидя на подоконнике, я их разложила, как старые фотографии, и разглядывала по очереди. Вот мама легкой тенью примостилась на краешке моей кровати – стройная талия, пышные кудри собраны в хвост, нежная рука гладит меня по голове, и пахнет от нее чем-то несравненным, неповторимым, и тихий ласковый голос поет колыбельную:
Горизонт только начинал светлеть; если бы у меня не отобрали оружие, пошла бы на стрельбище, а так оставалось прикончить бренди и уснуть прямо на подоконнике, но тут в дверь позвонили, тихо, робко – уж не послышалось ли?
Это был Сэм. Руки он держал в карманах, я не кинулась его обнимать.
– Боялся тебя разбудить, но подумал, вдруг ты все-таки не спишь…
– Не сплю, – ответила я. – Как все прошло?
– Без неожиданностей. Убиты горем, ненавидят всех нас до смерти, и слова от них не добьешься.
– Да, – вздохнула я. – Так я и думала.
– Как ты?
– Все хорошо, – машинально ответила я.
Сэм огляделся по сторонам – идеальный порядок, грязная посуда в раковине не валяется, матрас застелен – и часто заморгал, будто у него заболели глаза.
– Ты мне сообщение отправляла, – сказал он. – Я связался с Бёрном, как только его увидел. Он обещал смотреть за домом, но… Ты же его знаешь. Мимо проехал, когда смог, во время ночного дежурства, только и всего.
Сзади будто наползла черная тень, затрепетала за моим плечом, как хищник, готовый броситься в атаку.
– Джон Нейлор, – сказала я. – Что он сделал?
Сэм потер глаза.
– Пожарные говорят, бензин. Мы протянули вокруг дома ленту, но… Дверь была взломана, и окно сзади, где Дэниэл выстрелом пробил стекло. Этот тип переступил через ленту, зашел.
Огненный столб на склоне холма. Эбби, Раф и Джастин в мрачных допросных, Дэниэл и Лекси на холодных железных столах.
– Что-нибудь удалось спасти?
– Пока Бёрн заметил да пока пожарные доехали… Это же у черта на рогах.
– Понимаю, – кивнула я.
И только тут заметила, что уже сижу на матрасе. “Боярышник” стал частью меня, я чувствовала под пальцами перила, под собой – кровать Лекси, под ногами – каждый изгиб лестницы, тело мое превратилось в карту потерянного острова, где зарыты сокровища. Лекси начала дело, а я довершила. Вдвоем мы обратили усадьбу “Боярышник” в груду камней и пепла. Может, этого она и добивалась, а я послужила орудием.
– В общем, – продолжал Сэм, – я подумал, лучше ты от меня услышишь, чем… чем с утра по радио. Я знаю, как дорог тебе был дом.
Он говорил без тени обиды, но ни шагу не сделал мне навстречу, не сел рядом, так и стоял в пальто.
– А ребята? – спросила я. – Уже знают?
Позабыв на один безумный миг, что они меня возненавидели, и заслуженно, я подумала:
– Да, я им рассказал. Хотя меня они не очень-то жалуют, но Мэкки… Я решил это взять на себя. Они… – Сэм покачал головой. По горькой складке в уголке его рта я поняла, как все прошло. – Все у них наладится, – прибавил он. – Со временем.
– Родных у них нет, – сказала я. – И друзей нет, никого. Где они сейчас?
Сэм вздохнул.
– Под стражей, где же еще? Убийство по предварительному сговору. Скоро их отпустят – улик у нас нет, разве что они заговорят, а это исключено, но… вот что. Надо попытаться. Завтра, как только их выпустят, служба поддержки жертв поможет им подыскать жилье.
– А этот? – спросила я; имя вертелось в голове, но упорно не шло с языка. – За поджог. Уже арестован?
– Нейлор? Бёрн и Догерти его ищут, но пока не нашли. Бегать за ним смысла нет, тамошние холмы он знает как свои пять пальцев. Рано или поздно вернется домой, там его и возьмем.