Схождение на да

как скуласто-лобастая дюжина харь,

группа лиц, возведением хижин

занимается. Видимо, мало пещер

для такого количества homo.

Я спущусь, пособлю — у меня глазомер

ого-го — не могу ведь без дома.

***

Дышать тяжело. В чём причина?

Возник в моём горле комок, комочина.

Надеюсь, не рак,

а так,

пустяк.

Является мне Маяковский — растерянный

в связи с суицидом Есенина:

«В горле

горе комом –

не смешок».

Ок,

я и не смеюсь, Владим Владимыч.

Дело в том, наверно, что стишок

горла поперёк

встал — стихи-то труднопроходимы.

Точно. Было ранее со мной –

не впервой.

Я однажды чуть не умер! Да,

чуть не задохнулся. А когда

сформулировал стихотворение,

сразу рассосался чёртов ком.

Творчество — есть акт высвобождения

чувств и мыслей…

Задышал легко.

Лакальное (от слова «лакать»)

Рядом с домом Александры

Будник пальмы шелестят –

вроде тех, что динозавры

объедали шестьдесят

миллионов лет назад

здесь. Но только из кусочков

пластика, из «Жигулей»,

«Балтики», «Трёх медведе́й».

Это образ края — точно.

Края-рая. Алкашам,

игнорирующим хлам

бытия, к небытию лишь

тянущимся, знаю сам,

мил Хилок. Глотнёшь, покуришь –

попадёшь на райский остров

(уточню, микроРАЙон

тут, конечно, ни при чём –

настоящий: фруктов вдосталь

да водою окружён).

И температурный минус

станет плюсом, ветер-хиус –

лёгким бризом.

Робинзон

***

Вы расстанетесь — жутким криком тишь

ты наполнишь. Изображения,

на которых вы вместе, выкинешь,

те, что в облаке, без сомнения,

удалишь. Ничего от бывшего,

кроме камушка-сердца с озера –

по-любому ты сохранишь его.

Да же? [Чувствую, заелозила].

Тихо, тихо, пока не нервничай,

будет час — разойдётесь. Признаки

налицо: на лице-то мелочи

отразились… Довольно лирики.

До свидания. С ценным камушком,

с бриллиантом вернусь — имущий я.

[Закатила, как Билли Айлиш прям,

очи черныя, очи жгучія].

***

— Ты, как слово «нипочему»,

цель которого — лишь ответ

саркастический на вопрос

«почему?» Или, как очки

не от солнца, не для того,

чтобы видеть, — забавы для.

Но бессмысленностью своей

привлекаешь вниманье ты

и моё, и других людей

(эта рифма случайна). Смысл

всех-превсех в нашем мире — быть

частью общего. Ты не часть…

— Уходи, я тебя прошу,

Саша… Бесишь! Ну все ушли,

водка кончилась… Да, давай

одевайся. А шапка где?

— 30° — замёрзнешь… Вот

шапка папы…

. . . . . .

Я вниз бегу,

спотыкаясь, хотя есть лифт.

Тривиальна она, увы.

***

Голые ветви на лоскуты

делят неясное небо.

Вижу в узорах ветвей черты

той, для которой не был

я никогда, не существовал –

место пустое, пробел, прогал…

К счастью, теперь прогалом

девушка эта стала.

***

Женщина с гладковыбритыми ногами

тащит ведро с помоями, чтобы вылить.

Женщина привлекательна (между нами),

жидкость же отвратительна: взглянешь — вырвет.

Фоном для героини — шикарный ясень

и безобразный дом, а точней лачуга.

Мир, что воспринимается, столь прекрасен,

сколь и ужасен. Господа ли заслуга?

И вообще заслуга ли? Не отвечу.

Женщина без помоев идёт — ей легче.

Хуже, но реже

«Хуже, но реже» — слух скрежетом режет

данная фраза. Руслана уже нет

сколько?.. Не буду считать.

Он захлебнулся водою речною –

талою, мутной. А кто виноват?

Сам смастерил в подражание Ною

плот пенопластовый… «Хуже, но реже» –

Русино кредо, он с детства страдал:

недоедал, в заскорузлой одежде

вечно ходил. Да, логичный финал.

Мы как-то курицу деда-соседа

(мы — это я и Руслан) утопили.

Тут повторить не мешало бы кредо –

«хуже, но реже». За что утопили?

За перелёт деревянной границы.

Иль за другое, могу ошибиться.

Голдинг, сэр Голдинг, ребячества дух

в книге дебютной — прочтите, товарищи, –

выразить смог как нельзя понимающе.

Книгу зовут «Повелителем мух».

Значит, вселенной возмездие, месть,

есть.

Значит, и мне, неживому, на дно

лечь суждено?

Я и потом убивал, но

ради того, чтобы съесть.

***

Косулю батя свежевал,

от жидкости горячей ал –

не весь, понятно, только руки.

Чик — лезвием. «Держи, Санёк…»

Топившееся зимовьё

усиливало мрак округи.

И сцена (батина возня

кровопролитная) меня

естественностью, характерной

для мезо-, неолита что ль,

захватывала — послеболь

грозит любому совершенно.

Я циник? Боже, упаси,

однако за тайгу мерси

боку. Эпитеты излишни.

Потом, глотая сладкий чай,

мы осознали невзначай,

куда пришли, откуда вышли.

В чём моё знание?

БОГ ползёт улиткой

БОГ летит сапсаном

БОГ китом дельфином

щукою плывёт

ОН везде ОН всюду

ОН и есть живое

впрочем неживое

тоже БОГОМ звать

БОГ не надзиратель

не мужик суровый

что за облаками

кроется о нет

сила ОН земная

да и внеземная

общая для миро-

здания всего

БОГА отрицать мы

полностью не в праве

мы ЕГО фрагменты

части и куски

храмы же однако

домики не БОЖЬИ

истину глаголю

лишь природа БОГ

***

Журчалка –

муха, притворяющаяся пчелой.

Как ей удалось влезть в чужую шкуру?

Она же не могла сама стать полосатой,

поняв: пчёл боятся, будут и меня…

Мимикрия –

главное доказательство существования Бога,

Абсолюта,

Вселенского разума.

У/У

Памяти моей бабушки

Суета всех последующих лет

заключается в тяжкой неволе.

У одних под ногами — паркет,

у других — изумрудное поле.

О, душа! Скоро кончится срок.

Все узрят, как ни странно, впервые:

у одних над башкой — потолок,

у других — небеса голубые.

Суета всех последующих лет

заключается в поиске знаков.