Читаем Скитники полностью

– Кретин! Столько лет врал нам, флотоводец хренов! Не мичман ты, а поломойка! И мы болваны – нашли кому довериться! – заорал на вытянувшегося сразу в струну мичмана озверевший штабс-капитан. Он со злостью сплюнул и замахнулся было, чтобы врезать по носу, но, овладев собой, передумал и только ткнул яростно кулаком мичмана в грудь.

– Я ж говорил, на лошадках надо, так вам свои вещи носить тяжело. Зато теперь и носить нечего, и золота нет, – напомнил юнкер, зажимая ладонью еще одну рану, на плече. – Слава Богу, что Николай Угодник нас самих уберег!

– А я, господа, плавать научился. Такой вот сюрприз! – пытаясь разрядить обстановку, пророкотал есаул.

– Да уж, удивительный сюрприз – лапки кверху, мордой вниз, – с горькой иронией пошутил штабс-капитан. – Зря мы от якута про сплав скрывали. Он, скорее всего, о водопаде знал – предостерег бы.

– Чего теперь, господа, после времени разговоры говорить. Пошли посмотрим, может, что прибило, – позвал есаул и зашагал по берегу.

Как ни странно, гул по мере удаления от водопада нарастал. Вскоре стало ясно почему. Саженях в ста находился следующий водослив, еще более внушительный и страшный. В этих местах тысячи лет назад гигантская сила сместила земные пласты, и под образовавшимися уступами река выбила внушительные котлы. Со стороны могло показаться, что здесь прошел великан и продавил глубокие ямы.

Перед вторым сливом увидели котомку Суворова, зацепившуюся лямкой за сучковатую коряжину. Пришлось опять лезть в воду. Зато теперь у них были пара рубашек, казачьи, с желтыми лампасами, брюки, моток веревки, нагайка, хромовые сапоги, кружка, миска, ложка и никому не нужный дымарь. Одну рубашку сразу разорвали на ленты, чтобы перевязать юнкера.

Глядя на бушующую внизу стихию, офицеры поняли: искать что-либо дальше бессмысленно. Не сговариваясь, повернули обратно к гарнизону. До него было изрядно – верст семьдесят пять, не меньше.

Время близилось к обеду, и все острее ощущалось желание поесть. Известно, начало лета – бесплодное в тайге время. Ягоды, даже самые ранние, не поспели. Орехов и грибов в помине нет. Немного заглушала голод черемша, растущая на полянках.

Попутный ветер гнал солнце на запад, к зубастому горизонту, натягивая на тайгу темнеющее на глазах покрывало.

Чем ниже опускалось светило, тем сильней досаждал гнус. Путникам не повезло – как раз на эти дни пришелся пик вылета этих насекомых. От несметности этой кровожадной рати все живое начало истерично метаться по тайге, ища спасения. Когда ветерок стихал, гнус буквально заедал людей. Проведешь рукой по щеке – она покрывается липкой кровью, перемешанной с кашицей из раздавленных насекомых.

Звери заходили в омуты, и над водой торчали только их головы, чуть освещенные неверным светом луны.

– Господи, что творится? Гнуса, как снега в метель, – почти рыдал гуще всех облепленный кровососами поручик.

– По-моему, больше, – раскатисто простонал Суворов, голова которого была обмотана запасными брюками.

– Есть предложение – последовать примеру сохатых, а заодно и искупаться на сон грядущий.

– А что? Чудесная мысль, – обрадовались братья Овечкины.

Раздевшись донага, с осторожностью прошли по угловатой гальке и кинулись в воду. Стремительное течение, объяв тугими струями, массировало, освежало искусанные тела. Люди почувствовали, как уходит накопившаяся за день усталость, раздражение, а главное – слабеет, как будто смывается, нестерпимый зуд. Офицеры с наслаждением лежали в воде, загребая руками против течения. Из-под них выскальзывали гладкие камушки, какие-то рыбки мягкими губами тыкались в белую кожу. Река возвращала людей к жизни, но, как только они вышли из воды, насекомые вновь атаковали их.

Пригодилось огниво и кремень, найденные накануне. Развели дымокур, иначе о сне не могло быть и речи. Чтобы костер не потух от сырого мха и листьев, наваливаемых для дыма, прежде ему дали хорошо разгореться, накопить жарких углей.

Нарубив лапника, легли спать. Чтобы поддерживать дымокур, установили дежурство. От дыма то и дело кашляли, но выхода не было.

Лишь только набравшее силу солнце разогнало скопившийся в долине туман, офицеры продолжили путь.

К «верфи» подошли на исходе четвертого дня. Счастливые, обессиленно повалились на скамьи под навесом. Кашеваривший во время строительства струга ротмистр, немного отдышавшись, встал. Соблюдая неписаный закон тайги, он оставил на полке немного продуктов: крупу, соль, пластину вяленого мяса. Разожгли костер, сварили похлебку. Тут уж пригодилась посуда из котомки есаула. Единственную ложку пустили по кругу. Варева хватило на четырнадцать кругов.

Сумерки тем временем перешли в ночь. Захохотал, стращая обитателей тайги, филин.

– Господа офицеры, может, сразу в гарнизон? Осталось немного, тропа хорошая. Зато спать ляжем в избе, без мошкары, – предложил поручик.

– Верно, чего здесь всю ночь с кровопийцами воевать, пошли, – дружно поднялись остальные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза