Сколько нам еще жить?..

А солнце между тем уходило за горизонт. Оранжевый диск готов был нырнуть за барханы.

— Товарищ командир! — прошептал Алексей, — разрешите я гранатами… С фланга подберусь…

— Действуй, Алексей! — чуть помедлив, согласился помкомвзвода.

Соленый пот заливал глаза, песок скрипел на зубах, вместе с воздухом проникал в легкие, хотелось кашлять и Алексей судорожно стискивал зубы. Вжимаясь в песок он полз и полз вперед, прикидывая: сможет ли добросить гранату до захлебывающегося в остервенелом лае пулемета…

Вот он вскочил, метнул гранату и тут же упал в песок, вжался в его нестерпимое пекло. Громыхнул взрыв, раздались истошные вопли. Не знал Алексей, что один из них принадлежал смертельно раненому Дурды Мурту! Отгулял курбаши по белому свету… Захлебнулся, замолк пулемет… Но еще яростнее застрекотал второй.

«Из донесения по прямому проводу управления пограничной охраны и войск полномочного представительства ОГПУ в Средней Азии о разгроме басмаческой банды.

18 мая 1933 г.

17 мая в результате 9-часового упорного боя банда в основном разгромлена, ушло в северо-восточном направлении не более 60 бандитов. По показаниям пленных убиты Дурды Мурт и Ахмедбек… Для преследования остатков банды выбрасывается в район Докуз-Аджи отряд Анголенко.

Горбунов».

Алексей почувствовал, как в сантиметре выше головы пронесся целый рой свинцовых пчел и каждая хотела ужалить. Он прополз еще несколько метров, огонь басмачей усиливался, все так же злобно, остервенело строчил пулемет, не давая пограничникам подняться. А круглый, но еще ослепительно горячий диск солнца уже коснулся дальних барханов. Жара спала, но духота стояла неимоверная! А еще жара боя! Смертельного, беспощадного, непримиримого! Нужного! Алексей и его товарищи не чувствовали ни духоты, ни жары. Их обжигал огонь неравного боя, строчил и строчил английский пулемет, не давая пограничникам подняться. Солнце уже скрылось за барханами, и косые, черные тени упали на песок. У Алексея были еще две гранаты и наган. Винтовку он бросил, она мешала ползти…

«Пусть ранят, только бы не в руку — не смогу тогда метнуть гранату, — думал он, продолжая ползти. — Пусть убьют, но уже потом, после броска… Проклятый пулемет, не дает ребятам подняться… Нет, даст!»

Вторую и третью гранаты он метнул друг за другом почти что одновременно. Прогремели взрывы. На этот раз он не упал в спасительный песок, а выхватил наган…

— Вперед, ребята!

Он рванулся к крепости, откуда еще доносились выстрелы и замолк, наконец, последний пулемет, захлебнулся в яростных взрывах его гранат…

Что-то горячее ударило в грудь, потом в живот… Показалось, что кто-то сильно хлестнул по телу веником из верблюжьей колючки… А он все бежал и бежал и никак не мог понять, почему так плохо слушаются ноги и тяжелым становится тело. Бежал, видя краем тускнеющих глаз, что откуда-то сбоку бегут его друзья. Бегут мимо, а он отстает и никак не может догнать их…

Кто-то остановился. Встал возле него на колени, приподнял голову.

— Алексей, — услышал он далекий голос Улана, — я сейчас… сейчас…

— Потом… потом перевяжешь, — слабеющими губами прошептал он, и уже совсем тихо добавил, — бейте… гадов…

Банду уничтожили полностью. Пограничников из двенадцати осталось пятеро…

Всю ночь они несли самодельные носилки с истекающим кровью Алексеем.

Не донесли…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

«Священный долг комсомола — готовить молодежь к защите социалистической Родины, воспитывать самоотверженных патриотов, способных дать решительный отпор нападению любого врага».

(«Устав ВЛКСМ, стр. 3». Принят XIV съездом ВЛКСМ).

Строй пограничников замер на вечерней поверке. Рослые ребята в широкополых панамах стояли в шеренге по два и, не поворачивая головы, следили глазами за старшиной, прохаживающимся перед строем. Равнение было безукоризненным и старшина, достав список, начал перекличку:

— Кравцов!

— Рядовой Алексей Кравцов геройски погиб в боях за Советскую Родину! — четко отрапортовал Андрей, стоящий на правом фланге.

Все, кто стоял в строю, невольно посмотрели на бронзовый бюст молодого парня в порванной гимнастерке. Он был здесь, с ними. В казарме стояла его койка, аккуратно заправленная, сияющая белизной простыней и подушки. Он ходил с ними в наряды и дозоры, лежал в секретах, тугой пружиной вскакивал при команде: «Застава, в ружье!»

— Чижов! — продолжал поверку старшина.

— Я!

— Ниязов!

— Я!

— Ушаков!

— Я!