«Светлана» была двухпалубным пассажирским пароходом с пятнадцатью каютами. В каютах жили сотрудники ЧК, а салон и ресторан были превращены в общежитие для бойцов охраны.
Нас, чекистов, было всего пятнадцать человек, включая самого Педу. Работать учились на ходу. Во многом полагались на чутье и смекалку. О тонкостях дела контрразведки никто из нас не имел даже понятия: губчека только создавалась.
ЧК действовала в условиях фронтовой обстановки и в соответствии с этим строила свою оперативную работу. Главная задача состояла в том, чтобы не дать возможности буржуазным элементам в прифронтовой полосе шпионить в пользу интервентов и перехватывать связных различных тайных контрреволюционных групп, окопавшихся в Москве и Петрограде. Таких связных пробиралось в Архангельск множество, особенно из Питера.
В Архангельской ЧК были созданы три отдела: оперативный, следственный и особый следственный. Первый занимался раскрытием и вылавливанием вражеской агентуры, второй — допросами и содержанием арестованных, а третий, особый, — наиболее опасными преступниками, которых, как правило, приговаривали к высшей мере наказания. Имелась еще хозяйственная часть. Высшей инстанцией являлась коллегия ЧК, принимавшая окончательное решение по всем вопросам. Членами коллегии были все начальники отделов.
Наш руководитель Педа был настоящим чекистом Дзержинского. Суровый, принципиальный, он не терпел скоропалительных выводов и решений.
Чтобы успешно работать, нам необходимо было наладить тесное сотрудничество с местными жителями. Без их активной помощи, без знания людей в деревнях и таежных троп нечего было и думать о поимке белогвардейских агентов. Пришлось потратить много сил, прежде чем крестьяне перестали бояться «чеку» и превратились в наших надежных помощников.
В прифронтовых деревнях одной какой-то власти практически не было. Менялась линия фронта, менялась и власть. Крестьяне, в массе, держались пассивно, явно выжидая, чья возьмет. Советскую власть поддерживали, но и к интервентам относились терпимо. Хлебом, лаской и посулами оккупанты поначалу опутали таежного мужичка. Но идиллия продолжалась недолго. Запасы муки на складах иссякли. Солдаты Антанты занялись массовым жульничеством: забирали у населения лес, смолу, пушнину, а расплачивались ничего не стоившими банкнотами «Северного правительства». На протесты завоеватели не обращали внимания — сила была на их стороне. Крестьяне зароптали, и подавляющая часть населения стала на сторону Красной Армии, что очень облегчило и нашу работу.
Обстановка в стране осенью 1918 года была очень тяжелая. Буржуазия ликовала: вот-вот, по ее мнению, должна была пасть Республика рабочих и крестьян.
Пролетариат в тылу, а Красная Армия на фронтах напрягали все силы.
На Северной Двине 1-я Вологодская дивизия сдерживала натиск англо-американцев в районе Городка и Пучуги. Белое подполье засылало к нам своих лазутчиков — местных купцов, подкупленных крестьян, офицеров и даже женщин.
Чекисты с помощью местных жителей сумели выловить многих вражеских шпионов и связников.
…Для связи с представителями Антанты в Архангельске из Петрограда по заданию тайной офицерской организации пробирался на север лейб-гвардии капитан Куропаткин. Сначала он довольно спокойно плыл вниз по Двине на лодке. Но возле наших позиций ему пришлось выйти на берег, иначе бы задержали.
Чтобы попасть к англичанам, капиталу Куропаткину надо было обойти линию фронта, сделав солидный крюк по тайге. Целую неделю ходил он по лесу, заблудился, но тропы так и не нашел. Голодный, обросший, едва держась на ногах, лейб-гвардеец набрел наконец на мужиков-смолокуров и признался им, кто он такой. «И так и этак мне смерть, — сказал Куропаткин. — Не убивайте меня, ведите в ЧК, я ценный для них человек». Примерно так рассказал нам крестьянин Иван Остапин, который привел незадачливого шпиона в ЧК в деревню Каменный Прилук. Мы посмеялись. Однако капитан действительно оказался ценной находкой. После допроса его срочно отправили в Москву. А спустя некоторое время благодаря сведениям, которые Куропаткин сообщил ВЧК, в Питере была раскрыта крупная подпольная офицерская организация.
Второго вражеского лазутчика довелось брать мне самому, причем в моей родной деревне Вторая Борисовка. Им оказался крестьянин Григорий Шумков.
Никто в моей деревне, конечно, и не догадывался, что я работаю в ЧК. Появлялся я там в гражданской одежде, наган носил в кармане.
Шумкова я знал давно. Это был плотный, лысый, еще не старый мужичок с окладистой бородой. Они с братом вели торговлю лесом, жили хорошо, всего вдосталь. Да, видно, слишком жаден был Шумков. Жадность и сгубила: купили его интервенты. И стал он под видом торговых сделок ходить через линию фронта: то на нашу сторону, то в деревню, где стояли англичане. Пройдет позиции 1-го Вологодского полка, приметит, где что, какие силы, огневые точки, и все эти сведения противнику несет.