Сколько золота в этих холмах

Учитель улучшает ответы Люси. Нахмурив лоб, скрежещет пером, переписывает, останавливается, чтобы попросить Люси повторить еще раз. На этой пустой странице он словами, аккуратными, как аккуратна сама школа, эта гостиная, кусты бакхариса, закрывающие неприятный вид, приводит в порядок историю семьи. История Люси стала частью монографии учителя, посвященной западной территории. Настанет день, и она возьмет в руки эту книгу, которая тяжелее бухгалтерской книги Джима. Она положит книгу перед ма. Она разгладит страницы, послушает хруст ее живого корешка.

Уроки улучшения мнения о себе.

* * *

Ночами ма считает. Каждая золотинка, каждый камушек проходят через ее руки. Она взвешивает их на весах, записывает их цену в монетах. Потом она раскладывает золото по мешочкам – большим и маленьким, пухлым и тонким, – а потом прячет их по всему дому.

И она, несмотря на щедрые дары, становится скаредной. Ма объявляет, что время стейков, соли и сахара закончилось. Они возвращаются к костным срезам. Всего одно новое платье для Люси. Удобные ботинки для ба и Сэм. У Сэм эта новость вызывает бешенство, она настроилась на обещанные ковбойские сапоги и лошадь.

– Мы копим, – говорит ма, голос ее звенит так сильно, что вопль Сэм резко смолкает.

Мешочки в дымоходе плиты, за жестяным зеркалом. В ящике под уголь, в каблуке старого ботинка. Хибарка, которая прежде была курятником, приобретает новый блеск. Сны Люси сияют почти невидимым светом. Ма тоже, кажется, смотрит на что-то невидимое. Она часто ничего не делает, сидит у окна, выставив подбородок, задумчиво выгнув шею.

Ба целует то место, где плечо ма переходит в шею.

– Самородок за твои мысли.

– За ребенка, – говорит ма, ее глаза полузакрыты от удовольствия. Три месяца прошло со времени их приезда, и живот до предела растягивает самое свободное ее платье. – Я представляю себе, как он будет расти.

* * *

В некоторые воскресенья, когда рука учителя сведена судорогой и он не может писать, он рассказывает историю своего собственного взросления, такую далекую отсюда, такую сказочную.

Он родился на востоке. Это древняя, более цивилизованная территория. Семь братьев. Любящая мать, отец, управлявший семьей на расстоянии, его королевство – пахучая груда кедрового дерева, поставляемого в далекие и близкие края. Учитель Ли особенный. Умник. Он один мыслил глубоко, остальные братья были легкомысленными. «Некоторых людей влекут развлечения и охота, меня влечет другое – я хочу делать добро. Моя миссия – распространять образование на этой территории». Он провел в пути несколько месяцев – передвигался в лодке и на поезде, в седле и в повозке, чтобы построить свою сверкающую новую школу на холме. Благотворительная школа для шахтерских детей.

Учитель Ли приосанивается, рассказывая о себе эту часть истории. От его торжественного голоса вибрируют тонкие остекленные рамы в окнах. Он обводит взглядом свою аудиторию – друзей, которые собираются у него по воскресеньям. А потом, высоко воспарив, он любящим взглядом смотрит на Люси.

«Представьте мою радость, когда я нашел Люси. Она и ее семья занимают важнейшее место в моей книге, и на моих плечах лежит ответственность записать все правильно».

У Люси звенит в ушах, глаза опущены, она смотрит на солонку.

«Вы видите, как эти шахтеры не хотят отказываться от пьянства и азартных игр, тратят на них заработанное. И эти индейские лагеря, которые противятся цивилизации… Но вот эта семья! Они другие. В жилах матери Люси благородная кровь, это сразу видно».

– Мы не шахтеры, – говорит Люси тихим голосом, чтобы не прерывать рассказ учителя Ли.

Хозяева магазинов и шахт, жены на содержании и ковбои, приезжающие верхом со своих ранчо, – они, оживленно беседуя, входят в гостиную через дверь, которую учитель Ли оставляет открытой, когда не работает над своей монографией. «Неужели и в самом деле… Слушайте, Ли, я должен вам сказать… Как поживает эта ваша кобыла? Я слышал…»

Уроки о том, как живут другие люди.

Люси из своего далека не схватывает сути. Она видела шахтерских жен только на расстоянии, они носятся между хибарками, занимают друг у друга стиральные доски, наперстки, мыло, обмениваются рецептами. «Они не самодостаточны», – с состраданием в голосе говорит ба. Он научил Люси, что молчание лучше сплетен. Он научил ее стоять под распахнутым небом и слушать, как ветер шуршит в траве. «Слушай хорошо, и ты услышишь землю».

Но теперь Люси слышит, как пекарь говорит про мясника, который рассказывает про девочку, работающую в лавке Джима, которая рассказывает о жене одного шахтера, которая убежала с ковбоем. Их разговор – яркая нить, сшивающая воедино город, нить, яркая, как гобелен, который как-то видела Люси, – он висел на крыльце одного дома. Владелец гобелена поспешил унести свою собственность, словно Люси замыслила воровство. А Люси всего лишь хотела посмотреть. Может быть, прикоснуться, завернуться в него, как в эти сладкоречивые воскресенья со стеклянными окнами и разговорами с гостями, согревающими комнату теплом своих тел.