– Остальное мы купим на побережье. Цены подскочили. Часть дорог на восток затоплена. Джим просит втридорога.
– Мы можем позволить себе купить еще немного, – говорит ма, поднося руку к животу. – Что для нас несколько монеток? Ребенок…
– Люди начинают задавать вопросы.
Это заставляет ее замолчать.
– Не знаю, откуда они узнают, – говорит ба, трогая револьвер. Для охоты сейчас слишком влажно, но он чистит оружие каждый вечер. Иногда даже два раза на день, он сидит у двери и напрягается при любом звуке. – Один человек спросил меня сегодня, куда я собираюсь…
–
Она кивает в сторону Люси и Сэм. Ба смолкает. В этот день шепоток в хибарке не затихает до самой ночи, журчит, как дождь на жестяной крыше.
Они не должны оставить никаких следов. Отпечатки их ног в грунтовой дороге смоет дождь, свои бельевые веревки они забирают с собой, их огород остается – пусть потонет или сгниет. Этот дом отдадут другой шахтерской семье, а может быть, вернут сюда кур. Что уж говорить – ни этот дом, ни эта земля никогда им не принадлежали. Сезон дождей смоет все отпечатки, следы подошв, волосы, ногти, отметины, жеваный карандаш, погнутую сковороду, нарисованного тигра, голос, историю.
Новый ужас охватывает Люси, когда она слышит разговоры о том, как дождь смягчает землю, как разбухают ручьи, охлаждается воздух. Перед ее мысленным взором все время возникает картинка: их семью вышвыривают из дома – так ма выплескивает из ведра грязную воду после мытья посуды. Какое свидетельство их пребывания на этих холмах останется, когда они уедут отсюда?
Нет, она наверняка может оставить что-нибудь после себя. Что-нибудь такое, что сохранится.
И потому Люси утром, в день отъезда, выскальзывает из дома одна. Впереди долгий день: ма и Люси должны упаковать то, что еще не собрано, а ба и Сэм – в последний раз пройтись по золотому полю. А в путь они все отправятся вечером, под покровом темноты. Так безопаснее, сказал ба, хотя это и казалось странным: ведь дороги полны неожиданностей и напитаны водой.
Люси направляется в то место, о котором не знают ба и Сэм, а теперь оно держится в тайне и от ма. Она крепко сжимает что-то в кулаке, перепрыгивая через разбухший ручей к тропе учителя. Яркая крупинка среди серого дня. Крохотный кусочек золота.
Она его не украла. Она только хочет показать его учителю. Он ведь безразличен к богатству – отказался от денег своей семьи. Он ученый, который ценит свидетельства. Она подарит ему эту золотую песчинку вместе с новой информацией для его монографии – информацией о части западной территории, не описанной ни в одной другой книге. Он сможет сохранить мертвое озеро – и их семью – на бумаге.
В верхней части тропинки она останавливается. За ночь здесь распустилось целое поле маков.
«Золотистые» – так некоторые люди называют эти маки, но Люси видела настоящее золото, а эти цветы куда богаче. Она срывает один мак, другой. Она соберет букет, и учитель похвалит ее вкус. Она, двигаясь по полю, видит фигуру, с хлопком двери появившуюся из дома учителя, фигура идет на негнущихся ногах назад, всем своим видом излучая ярость: не светловолосый учитель, а человек с темными вихрами, торчащими из-под низко надвинутой шляпы, может быть, хозяин шахты или Джим. Или даже кто-нибудь из шахтеров приходил побираться. Люси спешит прочь, вниз по склону, к кустам бакхариса, за которыми можно спрятаться. Она зацепляется ногой за камень, невидимый среди цветов.
Медленно, медленно, а потом все быстрее она падает. Вниз по склону, перекатывается, сворачивается в клубок, но это плохо защищает ее. Земля набивается в рот, дышать вдруг становится мучительно трудно. Падение останавливается. Рот и подбородок горят от боли. Она переворачивается на спину, перед глазами у нее туман. Это что – фигура приближается к ней? Чтобы помочь ей встать? Последнее, что она видит наверняка, – это раскачивающиеся лепестки у своей щеки.
Она приходит в себя некоторое время спустя. Вкус меди. Подбородок и язык онемели. Она поворачивает голову направо, налево. Видит собственную руку, вытянутую.
Пустую.
Люси карабкается по склону, поросшему маками, не обращая внимания на то, сколько стеблей она выдирает с корнем, сколько ломает. Когда она, тяжело дыша, садится на корточки, она видит перед собой поле, затопленное грязью. Кровь капает у нее с подбородка. Сорванные лепестки подмигивают, но золота нет. Золота нет. Она точно не могла его выронить. Она, падая, так крепко сжимала кулак, что на ее ладони остались следы ногтей. Она его не выронила.
Но его могли забрать.
Голова у нее кружится, она идет нетвердым шагом, тащится к крыльцу учителя Ли.
– Простите, – бормочет она, когда он открывает дверь. – Я его принесла… правда… для ваших исследований… я не знаю, где оно. Я знаю, откуда оно – с плато. У плато своя история. Мы нашли его. Вода. Вы можете написать об этом… пожалуйста. Мы уезжаем и… и вы можете написать об этом.
– Ты о чем? – спрашивает учитель.