Тяжелая, многозначительная тишина ответила мне. Свет электрических ламп, падая на труп в его шелковом блестящем одеянии, казался каким-то неестественным… И душистый запах в комнате отзывался чем-то могильным, земляным. Панический страх охватил меня… Я бросился к двери, отодвинул тяжелую занавесь и быстро закрыл от себя ужасный вид умершей женщины, которую при жизни я любил, как любят все сладострастные мужчины Я оставил ее, даже не приложившись на прощание к ее холодному лбу… Мне надо было подумать о самом себе, а она — она ведь умерла.
Глава тридцать седьмая
Я пропускаю подробности общественного удивления и вежливого сочувствия, вызванные внезапной смертью моей жены. На самом деле никто не горевал. Старики недоумевали, и подымая брови и плечи, закуривали лишние папироски и меняли тему разговора, так как она была неприятная и угнетающая. Женщины радовались исчезновению слишком красивой соперницы, а большинство великосветских людей перебирали подробности трагической смерти с каким-то едва скрытым наслаждением. Вообще мало кто сожалеет даже об исчезновении выдающегося человека. Вы можете быть уверены, что если обладаете красотой или умом, общество уже жаждет вашей смерти, и при жизни постарается сделать вас несчастным…
Благодаря моему неизмеримому богатству, все, что касалось самоубийства Сибиллы было улажено чрезвычайно хорошо. Два доктора, (которым я заплатил солидную сумму), засвидетельствовали, что леди Сибилла умерла нечаянно от слишком сильной дозы усыпляющего лекарства. Конечно, такой приговор был в высшей степени порядочный и дал повод мелким журналистам написать статью об опасности усыпляющих средств. Условия закона, порядка и благопристойности были соблюдены мной до щепетильности. Я переплатил достаточно (что было конечно главное) и все остались довольны тем, что заработали этой неожиданной смертью… Своей чрезвычайной роскошью похороны наполнили радостью сердце содержателя бюро похоронных процессий. Садовники тоже ликовали, так как были завалены заказами всевозможных венков. Когда гроб несли к могиле, то его положительно не было видно, до такой степени он был завален цветами, преимущественно розами и лилиями, служащими эмблемой красоты и чистоты умершей. Но между всеми выражениями соболезнования, и карточками с трогательными надписями, не было ни одного искреннего сожаления, ни одного выражения действительного горя. Лорд Эльтон в качестве представителя отцовской скорби был великолепен, но на самом деле я думаю, что он не сожалел о кончине дочери, так как с ее смертью исчезало единственное препятствие к его браку с мисс Чезни. Мне кажется, что Диана Чезни сама грустила, конечно насколько может грустить легкомысленная американка; пожалуй ее грусть была скорее испугом. Смерть Сибиллы потрясла ее своей внезапностью… Вот и все.