Скорбь сатаны

— Для критиков это безразлично, — возразила жена насмешливым тоном. — Очевидно, им нет дела до чистоты английского языка. Они восторгаются оригинальностью темы, которая посвящена исключительно половым отношениям, хотя, по-моему, эта тема стара как вечность! Я почти никогда не читаю рецензии; но в данном случае, я прочла несколько рецензий книги, которая только что потонула, и критик писал, что он проливал над ней слезы умиления.

Сибилла опять рассмеялась.

— Мерзавец, — воскликнул я, — он, верно, нашел в ней извинение собственной порочности. Но вы, Сибилла? Почему вычитаете такие гадости? Как вы можете читать их?

— Из любопытства, конечно, — ответила она равнодушно; — мне хотелось узнать, что может заставить критика заплакать! А когда я начала читать, я увидала, что в книге говорилось лишь о том, как мужчины забавляются, т. е. развратничают со случайно встретившимися женщинами, и так как я мало знакома этим вопросом, то решила просветиться. Вы сами знаете, что стоит лишь начать читать что-нибудь в этом роде, дьявол вас искушает, и вы уж не можете оторваться, кроме того, говорят, что литература отражает эпоху, в которой мы живем, и так как безнравственных книг гораздо больше других, мы обязаны читать и изучать их, так как он служит зеркалом нашего времени!

И с выражением лица не то насмешливым, не то презрительным, Сибилла встала и задумчиво посмотрела на озеро.

— Рыбы съедят мою книгу, — заметила она, — надо надеяться, что они не отравятся. Но если бы они могли читать, то они составили бы себе весьма плохое мнение о человечестве.

— Отчего вы не читаете книг Мэвис Клер? — спросил я внезапно. — Вы говорили мне, что восторгаетесь ею.

— И восторгаюсь, и удивляюсь, — ответила мне жена. — Как эта женщина может сохранить свое редкое сердце и свою редкую веру в такое время, как наше, вот что поражает меня! Вы спрашиваете, отчего я не читаю ее книг, я читаю и перечитываю их; но она пишет немного и приходится ждать ее произведения дольше, чем произведений других авторов. Когда я хочу чувствовать себя ангелом, я читаю Мэвис Клер, но так как большею частью мои стремления совсем иные, то ее книги только раздражают меня.

— Раздражают? — переспросил я.

— Да, меня раздражает то, что она верит в Бога, а я не верю в Него, что она предлагает мне чудные идеалы, достичь которых я не могу, и, наконец, что эта женщина обладает счастьем для меня, недостижимым, вполне недостижимым, даже, если б денно и нощно я протягивала руки в мольбе к равнодушным небесам!

В эту минуту было что-то трагическое в ее виде, ее синие глаза сверкали, губы полу раскрылись, грудь высоко поднималась. Я подошел к ней с какой-то нервной боязнью и тронул ее руку. Она отдала ее пассивно, мы тихо побрели по устланной песком дорожке. В большой гостинице зажигались огоньки, а над нашей маленькой виллой три звезды в форме трилистника, бледно засверкали.

— Бедный Джеффри, — сказала Сибилла, наконец, и с состраданием посмотрела на меня. — Я жалею вас, несмотря на все мои странности, я не совсем глупа и умею анализировать не только себя, но и других. А вас я читаю, как открытую книгу и вижу, в каком взволнованном беспорядочном состоянии находится ваш ум. Вы любите и одновременно ненавидите меня; противоположность этих чувств убивает вас. Нет, не говорите, я знаю, я это знаю! Но чего вы требуете от меня? Чтобы я была ангелом? это невозможно; или святой? они все умерли в мученических страданиях! Или хорошей женщиной? Я такой никогда не встречала. Вы хотите, чтобы я была наивна и невинна? Но перед свадьбой я сказала вам, что я не обладаю этими качествами, отношения между мужчиной и женщиной я изучила до тонкости, и знаю, до какой степени разврат распространен между обоими полами. Все одинаковы — мужчины не хуже женщин и женщины — мужчин. Я поняла все, кроме Бога. До Него мой разум не достает.

Пока Сибилла еще говорила, мне хотелось броситься к ее ногам и молить ее замолчать. Бессознательно для себя самой она вслух говорила мысли, которые приходили мне неоднократно на ум, но из ее уст они показались мне до такой степени неестественными, жестокими и циничными, что я невольно содрогнулся. Мы входили в маленькую сосновую рощу, и тут в тишине и полумраке я взял ее в свои объятья и тоскливо посмотрел на чрезвычайную красоту ее лица.

— Сибилла, — шепнул я, — Сибилла, чего у нас недостает? Отчего мы не сумели найти лучшую сторону любви? Отчего, даже когда мы обнимаем и целуем друг друга, какая-то неосязаемая темнота становится между нами, и мы сердимся и устаем, когда должны были только наслаждаться? В чем дело, не знаете ли вы? Вы ощущаете тоже, что и я?

Странное выражение явилось в ее глазах; выражение какой-то безмерной тоски и неудовлетворенности вместе с жалостью ко мне.