Он вышел из комнаты, как всегда, крадучись, словно кот, и едва он скрылся из виду, я, повинуясь внезапному чувству отвращения к нему, бросился к двери и запер ее. Затем, чуть дыша, я нервно прислушался. Я не услышал ни звука. Целую четверть часа я был настороже, не зная, чего ожидать, но в доме стояла абсолютная тишина. Облегченно вздохнув, я бросился на кровать, достойную короля, драпированную искусно расшитым атласом, и засыпая, видел, как снова стал бедным. Бедным, но невыразимо счастливым, трудившимся в своей старой комнате, записывая строки, что благодаря некоему божественному наитию должны были принести мне всемирную славу. Снова я слышал, как мой незримый сосед играет на скрипке, и на этот раз в этих звуках не было печали – лишь радость и триумф. И пока я самозабвенно и вдохновенно работал, забыв о бедности и боли, я слышал, как мягко поет соловей, и вдалеке видел плывущего ко мне на светлых крыльях ангела с лицом Мэйвис Клэр!
Пришло ясное утро, и безоблачное небо играло всеми оттенками благородного опала. Сады и леса Уиллоусмира, освещенные солнцем распускающейся весны и близкого лета, были прекраснее всего, что мне доводилось видеть. Я осматривал красоты своих владений, и сердце мое полнилось гордостью; я думал о том, каким счастливым станет этот дом, когда непревзойденная в своей прелести Сибил разделит со мной его пленительную роскошь.
– Да, – сказал я полушепотом. – Что бы там ни твердили философы, обладание деньгами гарантирует радость и власть. Хорошо говорить о славе, но чего она стоит, если ты беден, подобно Карлайлу, и не можешь ей наслаждаться! Кроме того, литература лишилась своего былого престижа – слишком много тех, кто пишет; газетных бумагомарак, что верят в свою гениальность; слишком много недоучек, газетчиц и эмансипированных женщин, считающих себя столь же одаренными, как Жорж Санд или Мэйвис Клэр. Теперь, когда у меня есть Сибил и Уиллоусмир, я охотно откажусь от мыслей о том, чтобы обрести славу – литературную славу.
Я знал, что лгу сам себе; знал, что мое страстное желание занять место в ряду истинно великих было таким же сильным, как прежде; знал, что жаждал горделиво выделяться могучим интеллектом, что делает мыслителя вселяющим страх владетелем всего вокруг, и так возносит великого поэта или романиста над толпой простолюдинов, что даже короли с радостью воздают ему или ей почести – но я не позволил своим мыслям останавливаться на этом мимолетном, недостижимом желании. Я сосредоточился на наслаждении упоительным настоящим, подобно пчеле, что спускается в чашу медоносного цветка, и покинув свою спальню, в наилучшем и радостнейшем расположении духа спустился позавтракать с Лучо.
– На небе сегодня ни облачка! – приветствовал он меня, улыбаясь, едва я вошел в примыкающую к кухне маленькую столовую, чьи окна выходили на лужайку. – Праздник будет блистательным, Джеффри!
– Благодаря вам! – ответил я. – Лично я совершенно не представляю, что вы задумали, но уверен, что все, что бы вы ни сделали, вы сделаете хорошо.
– Вы льстите мне! – сказал он с усмешкой. – Этим вы ставите меня выше Создателя! Так как, по мнению нынешнего поколения, все, что он ни делает – он делает плохо. Люди хулят его, вместо того, чтобы его славословить, и мало кто способен терпеть или любить его законы.
Я рассмеялся.
– Что ж, в таком случае вы должны признать, что законы эти весьма деспотичны!
– Так и есть. Я полностью подтверждаю это.
Мы сели за стол; нам прислуживали вышколенные слуги, очевидно, не желавшие ничего, кроме как угодить нам. В доме не было ни следа волнений или шума; ни единого признака грандиозного торжества, что должно было состояться сегодня. Лишь под конец нашей трапезы я спросил Лучо, когда прибудут музыканты. Он посмотрел на часы.
– Полагаю, что к полудню; может быть, раньше. Но когда бы они ни явились, они займут свои места в назначенное время, будьте уверены. Нанятые мною люди – музыканты и артисты – как следует знают свое дело и прекрасно осведомлены, что глупостей я не потерплю.
Он неотрывно смотрел на меня, и на губах его играла крайне неприятная улыбка.
– Ни один из приглашенных вами гостей не прибудет сюда ранее часа дня, так как именно в это время их первую партию привезет сюда поезд из Лондона, и парадный завтрак назначен на два часа в саду. Если желаете развлечься, на лугу стоит майское дерево – сходите, взгляните на него!
– Майское дерево! – воскликнул я. – Какая хорошая идея!