Он поманил гостей за собой; все взгляды были прикованы к его величественной, прекрасной фигуре, возвышавшейся меж двумя рядами факелов, словно сошедшей с полотна художника. В его черных глазах горел веселый огонь, природу которого невозможно было понять; на его губах играла завораживающая, ласковая и в то же время жестокая улыбка, и все разом беспорядочно двинулись за ним, рукоплеща и восторженно крича. Кто мог ему противиться? Уж точно не те, что собрались здесь; святых так мало в высшем свете! Следуя за остальными, я ощущал, будто нахожусь в изумительном сне; чувства мои были в смятении, от восторга кружилась голова, и я не мог ни остановиться, ни проанализировать управлявшие мной эмоции. Если бы я обладал силой или волей, чтобы помедлить и задуматься, вероятно, я пришел бы к выводу, что сменяющие друг друга чудеса этого блистательного празднества лежали за пределами возможностей обычного человека, но я, в числе прочих, лишь наслаждался минутным удовольствием, вне зависимости от его природы, стоимости и влияния на остальных. Как много я вижу сейчас ветреных поклонников моды, что действуют точь-в-точь подобно мне! Безразличные ко всему, кроме собственного благоденствия, все до последнего пенни они тратят лишь на себя, для своей пользы и развлечения, будучи слишком черствыми даже для того, чтобы просто послушать о чьем-то горе, трудностях или радостях, если это хоть как-то не затрагивает их интересы. День за днем они тратят время в себялюбивой праздности, намеренно игнорируя то, как сами творят свою судьбу, свое будущее, что станет реальностью, в высшей степени ужасной, и тем реальнее, чем больше мы сомневаемся в его истинности.
Более четырех сотен гостей разместились на ужин в самом большом из шатров; подан он был со всей возможной роскошью, демонстрировавшей предельную расточительность. Я пил и ел, рядом была Сибил, и я едва ли помню, что говорил и делал в тот головокружительный, волнующий час. Открывались бутылки шампанского, звенели стаканы, тарелки, слышалась болтовня гостей, прерываемая их обезьяньими визгами и смехом, напоминавшим козлиное блеяние; порой гремели трубы и барабаны, и этот поток звуков вливался мне в уши, словно вода. Я часто отвлекался, до некоторой степени обескураженный всем этим шумом, и почти не разговаривал с Сибил – трудно шептать романтическую чушь на ушко своей возлюбленной, пока она поедает овсянок по-провансальски. Немного времени спустя на фоне всеобщего гвалта двенадцать раз прозвенел гулкий колокол, и Лучо поднялся из-за длинного стола с бокалом, полным пенящегося шампанского.
– Дамы и господа!
Вдруг стало очень тихо.
– Дамы и господа! – повторил он, обводя насмешливым, сверкающим взглядом всю откормленную толпу. – Пробила полночь, и даже лучшим из друзей пора расстаться! Но перед этим предлагаю вспомнить, что мы все собрались здесь, чтобы пожелать счастья нашему хозяину, мистеру Джеффри Темпесту, и его нареченной невесте, леди Сибил Элтон.
Ответом были бурные аплодисменты.
– Авторы скучных сентенций говорят, что удача никогда не приходит с полными руками, но в данном случае это ложное изречение посрамлено. Нашему другу досталось не только богатство, но и сокровище в виде любви, сочетающейся с красотой. Хорошо иметь неограниченные средства, но безграничная любовь куда лучше, и эти изысканные дары достались помолвленной паре, чествуемой сегодня. Я попрошу всех вас сердечно наградить их аплодисментами, а затем нам стоит пожелать друг другу доброй ночи, впрочем, не прощаясь. Поднимая бокал за жениха и невесту, я пью и за время, быть может, не столь далекое, когда я снова увижусь с кем-то из вас, а может, и со всеми вами, и смогу насладиться вашим очаровательным обществом куда больше, чем мне удалось сегодня!
Он кончил говорить под настоящий ураган оваций; все поднялись со своих мест, повернувшись к столу, где сидели мы с Сибил, и громко называя наши имена, осушили бокалы, бодро прокричав «Гип-гип-ура!». И все же, пока я раскланивался в ответ на разразившуюся бурю приветствий, а Сибил кивала прелестной головкой, сердце мое вдруг дрогнуло от страха. Не почудился ли мне дикий хохот, окружавший роскошный шатер и эхом отдававшийся вдали? Я вслушивался, не опуская бокала. «Гип-гип-ура!» – упоенно скандировали мои гости. Но мой слух резал визгливый, пронзительный смех, доносившийся снаружи. Пытаясь побороть наваждение, я поднялся и кратко поблагодарил всех, кто поздравлял меня и мою невесту, за что был удостоен новой порции аплодисментов. Все мы увидели, как Лучо вскочил на стол, одной ногой стоя в своем кресле, подняв новый бокал, наполненный до краев. Что за лицо было у него в ту минуту! что за улыбка!
– Прощальный тост, друзья мои! – вскричал он. – За счастье нашей следующей встречи!