Я молчал. Мы вошли в дом, поужинали; Сибил воодушевленно болтала, и порой я односложно ей отвечал. После ужина мы, как обычно, направились в освещенный сад у отеля по соседству, чтобы послушать, как играет оркестр. Сибил пользовалась невероятным успехом у постояльцев отеля, и я в мрачном молчании, со все возраставшим удивлением и страхом наблюдал за тем, как она переходит от одной группы своих знакомых к другой и говорит с ними. Она была прекрасной, словно ядовитый цветок, чьи яркие краски и прелесть безупречных форм несут смерть тому, кто сорвет его. Той ночью, сжимая ее в объятиях, чувствуя, как бьется ее сердце в ночи, я ощутил, как во мне волной вздымается неизбывный ужас – я осознал, что мне хочется удавить ее, будто она была вампиром и пила мою кровь, лишая меня сил!
Мы закончили наше свадебное путешествие раньше намеченного срока и вернулись в Англию, в Уиллоусмир-Корт, примерно в середине августа. Я тешил себя слабой надеждой, дававшей мне некоторое утешение, что, встретившись с Мэйвис Клэр, моя жена под влиянием милой, веселой девушки, что спокойно жила в своем уютном гнездышке по соседству с нами, смягчится и перестанет безжалостно и с презрением препарировать все благородные идеалы. В Уорвикшире стояла жара – распустились прекрасные розы, и тень пышных дубов и вязов даровала благодатную тень и отдых усталому телу, а мирная прелесть лесов и лугов – покой утомленному разуму. Все же нет во всем свете страны, прекраснее, чем Англия – земли, столь богатой зелеными лесами и благоухающими цветами, и ни в одной другой нет такого множества милых уединенных, романтических уголков. В Италии, столь превозносимой надрывными фиглярами, глупо полагающими, что любая страна лучше, чем их родная, поля засушливы, изжарены беспощадным солнцем; там нет тенистых тропинок, которыми изобилуют наши графства. Итальянцы, словно одержимые, безжалостно вырубают свои леса, и это не только вредит климату, но и заставляет усомниться в прелести этой некогда воспеваемой всеми страны. Тенистого приюта, подобного коттеджу «Лилия» в этом знойном августе, не сыскалось бы во всей Италии. Мэйвис сама следила за своими садами – под ее надзором два садовника неустанно поливали цветы и деревья, и не было ничего милее живописного старомодного домика, увитого розами и жасмином, словно праздничными гирляндами – вокруг сверкала изумрудная зелень лугов, певчие птицы прятались в тени деревьев, и по вечерам била ключом сладкозвучная песнь соловьев. Я хорошо помню тот теплый, безмятежный и спокойный день, когда я повел Сибил на встречу с писательницей, которой она так долго восхищалась. Было так жарко, что в нашем имении не было слышно ни единой птицы, но стоило нам приблизиться к коттеджу «Лилия», мы услышали, как где-то среди роз насвистывает дрозд, и трель его была полна сладостной гармонии, мешаясь с тихим воркованием голубей-рецензентов, что выражали свое недовольство или одобрение где-то неподалеку.
– Как же здесь мило! – сказала моя жена, заглянув за калитку сквозь благоухающие заросли жимолости и жасмина. – Здесь намного красивее, чем в Уиллоусмире. Все так чудесно переменилось!
Нас пригласили в дом, и Мэйвис, которой было известно о нашем визите, не заставила нас долго ждать. Она вошла; на ней было воздушное белое платье, обвивавшее ее фигурку и подпоясанное простой лентой. Сердце мое внезапно встрепенулось. Это светлое, безмятежное лицо, эти радостные, мечтательные, таящие вопрос глаза, этот чувственный рот… всем своим видом она выражала счастье, она сияла, излучая очарование. В один миг я увидел, какой может быть женщина, и понял, как редко можно повстречать такую. И я ненавидел Мэйвис Клэр! Я взялся за перо, чтобы нанести ей подлый удар под личиной критика-анонима… но до того, как узнал ее; до того, как понял, насколько она отличается от бабьих пугал, выдающих себя за писательниц, но неспособных даже грамотно писать по-английски, зато научившихся трепать языком в обществе писак и дешевых журналистских ресторанах. Да, я ее ненавидел – теперь же я почти был в нее влюблен! Сибил, высокая, величественная и прекрасная, словно королева, смотрела на нее с изумлением и восхищением.
– Подумать только,
– Быть похожей на писательницу не всегда значит быть ей! – смеясь, ответила Мэйвис. – Боюсь, вы обнаружите, что часто женщины, стремящиеся походить на писательниц, ничего не смыслят в литературе! Но я так рада вас видеть, леди Сибил! Знаете, я часто наблюдала за вашими играми на лугах Уиллоусмира, когда была совсем маленькой!
– А я наблюдала за