Скорбь Сатаны

Я ответил ей не раздумывая, но едва у меня вырвались эти слова, разум мой пронзило болезненное воспоминание. Да! Именно ему – именно Лучо я был обязан своим горем, страхом, падением и постыдным союзом с такой женщиной, как Сибил – покуда смерть не разлучит нас! Я чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, как кружится голова, и присел на одно из затейливых кресел, украшавших кабинет Мэйвис. Они вышли в залитый солнцем сад через французское окно; собаки шествовали за ними по пятам. Я наблюдал за ними – моей женой, высокой, величественной, одетой по последней моде, и Мэйвис – маленькой, хрупкой, в тонком белом платье с развевающейся лентой. Одна была чувственной, другая – одухотворенной; одна была низменной и порочной, другая – чистой, исполненной благородства; одна была подобна восхитительному животному, другая – милой и прелестной, словно лесная фея. Сжав кулаки, я с горечью подумал о том, какую ошибку совершил. Безграничное самомнение, всегда бывшее неотъемлемой частью моей натуры, дало мне повод считать, что я мог бы взять в жены Мэйвис Клэр – и я ни на мгновение не задумался о том, что все мои богатства не смогли бы мне помочь, и с тем же успехом я мог бы попытаться достать звезду с неба. Завоевать сердце женщины, что могла читать меня, словно открытую книгу, и никогда бы не опустилась до стяжательства, сойдя со своего духовного трона – нет, никогда, будь я самим королем! Я смотрел на спокойные черты мраморной Афины Паллады, и пустые глазницы богини отвечали мне равнодушием и презрением. Я обвел взглядом комнату – стены украшали мудрые изречения поэтов и философов, напоминавших мне об истинах, известных мне, но не пошедших мне на пользу; наконец я заглянул в уголок, не замеченный мною прежде, где тускло горела маленькая лампа. Над лампой на фоне темно-лиловой бархатной занавески белело распятие из слоновой кости; под ней на серебряной подставке стояли песочные часы, где струился блестящий песок. На этом маленьком алтаре виднелись золотые буквы: «Сейчас самое время!» – слово «сейчас» было крупнее, чем прочие. Очевидно, «Сейчас» было девизом Мэйвис – не теряя времени, работать, молиться, любить, надеяться, благодарить Бога и радоваться жизни, не жалея о прошлом, не заглядывая в будущее, а просто делать то, что должно, веруя, подобно ребенку, и препоручив все божественному провидению. Не находя себе места, я поднялся с кресла – вид распятия странным образом раздражал меня, и я отправился в сад вслед за моей женой и Мэйвис. Они стояли у Атенеума и смотрели на сов – главный филин, по обыкновению, нахохлился, важничая и распустив перья. Заметив меня, Сибил обернулась – лицо ее сияло улыбкой.

– Мисс Клэр весьма категорична в своих убеждениях, Джеффри, – сказала она. – Князю Риманезу не удалось очаровать ее, как остальных людей – на самом деле, она только что призналась мне, что он ей не очень-то нравится.

Мэйвис зарумянилась, но смотрела на меня прямо и бесстрашно.

– Знаю, не следует говорить, что думаешь, – прошептала она несколько беспокойно. – И это один из моих ужаснейших недостатков. Пожалуйста, простите меня, мистер Темпест! Вы говорите, что принц – ваш лучший друг, и уверяю вас, что он очень впечатлил меня, когда я увидела его впервые… Но затем… Немного понаблюдав за ним, я убедилась в том, что он не тот, кем кажется.

– О себе он говорит то же самое, – ответил я, усмехаясь. – Он скрывает некую тайну, и пообещал однажды рассказать мне о ней. Жаль, что он не пришелся вам по душе, мисс Клэр, – ведь вы ему понравились.

– Может быть, когда я снова с ним встречусь, я переменю свое мнение, – тихо сказала Мэйвис. – А сейчас… давайте не будем больше об этом, я чувствую, что с моей стороны было весьма грубо так говорить о том, кого так ценит леди Сибил. Но по какой-то причине я была вынуждена сказать то, что думаю, почти против воли.

Вид у нее был смущенный и огорченный, и чтобы облегчить ее душу и сменить тему, я спросил ее, не работает ли она над каким-нибудь новым романом.

– О да, – ответила она. – Я никогда не стану сидеть сложа руки. Читатели так добры ко мне – едва прочитав одну книгу, они требуют еще, и у меня полно дел.

– А что же критики? – с изрядной долей любопытства спросил я.

Она рассмеялась.