Скорбь Сатаны

Новый вопль прервал его, и пригвожденные к месту ужасом, мы увидели, как леди Элтон билась в конвульсиях, охваченная неким кошмарным припадком, колотя по воздуху руками, словно сражалась с невидимым врагом. В одно мгновение лицо ее утратило всякое подобие человеческого, жутко исказившись, и послышался дикий сдавленный крик, прерываемый приступами мучительного удушья:

– Боже мой! Милосердный Боже! Господи Боже! Скажите Сибил… молитесь… молитесь Богу… молитесь…

С этими словами она тяжко рухнула на постель, лишившись дара речи и сознания.

Царило всеобщее смятение. Леди Сибил с мисс Шарлоттой бросилась к матери, Диана Чесни отпрянула, дрожа от страха, лорд Элтон кинулся к колокольчику и принялся остервенело звонить.

– Пошлите за доктором! – крикнул он напуганному слуге. – У леди Элтон снова удар! Ее следует немедленно отвезти в ее комнату.

– Могу ли я чем-то помочь? – спросил я, мельком взглянув на Риманеза, с мрачным видом стоявшего в стороне и застывшего в молчании, словно статуя.

– Нет-нет! и все же, спасибо вам! – граф с благодарностью стиснул мою руку. – Не следовало ей спускаться, это слишком ее взволновало. Сибил, дорогая, не смотри на нее – это лишь расстроит твои нервы. Мисс Чесни, умоляю, отправляйтесь в вашу комнату, Шарлотта сделает все возможное…

Пока он говорил, двое слуг унесли бесчувственную графиню наверх, и когда ее напоминавшую гроб постель прокатили мимо меня, один из них накинул покрывало на ее лицо, чтобы скрыть его. Но я успел увидеть чудовищную перемену в ее чертах – неизгладимую печать ужаса на осунувшемся лице, ужаса невиданного, что бывает лишь на картинах художников, изображающих терзаемые мукой заблудшие души. Глаза закатились, остекленели, застыв в глазницах, и в них отражался все тот же отчаянный, безумный страх. Как ужасно было это лицо! Кровь стыла в жилах от одного его вида, и мне сразу вспомнилось видение прошлой ночи и бледные черты трех призраков, явившихся мне в страшном сне. Как похожа на них была сейчас леди Элтон! Объятый ужасом и отвращением, я отвел взгляд и с радостью увидел, как Риманез прощается с хозяином, выражая свое сожаление и сочувствуя беде, постигшей его дом. Я же приблизился к леди Сибил, сжал ее холодную, дрожащую ручку в своих руках и почтительно поцеловал.

– Мне очень жаль! – тихо сказал я. – Я бы сделал что угодно, чтобы утешить вас.

Она взглянула на меня: глаза ее были спокойны и сухи.

– Благодарю вас. Но доктора постоянно предупреждали, что ей грозит новый удар, который лишит ее дара речи. Это очень печально; возможно, она проживет так еще несколько лет.

Я снова выразил свое сожаление.

– Могу ли я навестить вас завтра? – спросил ее я.

– Это будет весьма любезно с вашей стороны, – тихо ответила она.

– Увижу ли я вас? – спросил я еще тише.

– Если вы пожелаете… конечно!

Наши взгляды встретились; я инстинктивно чувствовал, что ей ведомы мои помыслы. Я снова стиснул ее руку, и она не отняла ее; затем с глубоким поклоном я оставил ее, чтобы попрощаться с графом Элтоном и мисс Чесни, ужасно опечаленной и напуганной. Мисс Шарлотта Фицрой покинула гостиную, чтобы присмотреть за сестрой, и не вернулась, чтобы пожелать нам доброй ночи. Риманез на миг задержался, чтобы перекинуться парой слов с графом; когда он нагнал меня в прихожей и накинул свое пальто, на губах его играла странная улыбка.

– Печальный конец Элен, графини Элтонской, – сказал он, когда экипаж тронулся, увозя нас прочь. – Паралич, должно быть, один из страшнейших недугов, что могут поразить ветреную леди.

– А она была ветреной?

– Сказать, что она была ветреной, значит слегка преуменьшить – но другого слова мне не сыскать, – ответил он. – Когда она была молода – а сейчас ей нет и пятидесяти, – она уже успела сделать все, на что только способна падшая женщина. У нее было множество любовников, и мне известно, что один из них даже покрыл долги ее мужа, проигравшегося на скачках, на что граф с радостью согласился – давили кредиторы.

– Какой позорный поступок! – вырвалось у меня.

Во взгляде Риманеза читалась издевательская веселость.

– Вы так считаете? В наши дни в «высшей десятке» на подобное склонны смотреть сквозь пальцы. Это в порядке вещей. Если у дамы есть любовники, а ее муж смотрит на это благосклонно, о чем тут говорить? Не о чем. Как нежна ваша совесть, Джеффри!

Задумавшись, я сидел в молчании. Мой спутник закурил сигарету и предложил одну мне. Я механически взял ее, не прикурив.

– Этим вечером я сделал ошибку, – продолжил он. – Не стоило мне исполнять эту «Последнюю песнь любви». Дело в том, что стихи написаны одним из бывших поклонников ее светлости, человеком, в котором было что-то от поэта, и она думала, что была единственной из живущих, кто когда-либо видел их. Ей хотелось узнать, был ли я знаком с автором этих строк, и я ответил, что был, и весьма близко. Я как раз говорил с ней об этом, объясняя, почему так хорошо его знал, когда у нее случился этот тяжкий приступ, и на этом наша беседа оборвалась.

– Вид у нее был просто ужасный!