Скорбь Сатаны

У меня не было времени найтись с ответом, так как экипаж остановился и мы высадились у дворца. Благодаря вмешательству представителя Верховного суда, рекомендовавшего нас, мы получили места в ряду наиболее почетных гостей, и за недолгое время нашего ожидания я немало позабавился, изучая их лица и манеры. Кое-кто из них нервничал; остальные выглядели надменно; один или два радикала держались с таким видом, словно для его высочества было честью пригласить их; несколько джентльменов, очевидно, столь спешно собирались на утренний прием, что позабыли снять портновскую шелковую бумагу от пятен с пуговиц своих костюмов. Обнаружив это, пока еще не стало слишком поздно, они занимались тем, что снимали эту бумагу, бросая ее на пол, делая это по меньшей мере неаккуратно, и выглядели при этом нелепо и недостойно. Каждый из присутствующих обернулся при появлении Лучо; его неотразимая персона привлекла всеобщее внимание. Когда мы наконец вошли в тронный зал, заняв свои места в ряду гостей, я потрудился устроить все так, чтобы мой блистательный спутник опередил меня, так как мне очень хотелось увидеть, какой эффект окажет его появление на королевскую свиту. С места, где я стоял в ожидании, я отлично видел принца Уэльского; вид у него был вполне королевский, внушительный – на нем была парадная униформа, на его широкой груди сверкали многочисленные ордена, а необычайное сходство с Генрихом VIII, подмеченное многими, поразило меня сильнее, чем я ожидал. Лицо его, однако, было куда добродушнее, чем то, что смотрело с портретов своенравного, но неизменно популярного «крутого короля Хэла» – но сегодня на нем лежала тень печали, брови сурово сдвинулись, что придавало суровый вид его от природы подвижным чертам – я счел это проявлением усталости, смешанной с сожалением; так выглядел тот, кто все еще негодовал, но уже покорился. Он показался мне человеком нереализованных возможностей, чьи цели потерпели крах, чью волю сокрушили. Несколько членов королевской семьи, окружавших его на помосте, как и он сам, представляли немалый интерес для наблюдательных любителей физиогномики – большинство имели сугубо строгий военный вид, склоняя головы перед каждым проходящим гостем с механической четкостью машины, безо всякого удовольствия, интереса и расположения. Но наследник величайшей империи мира всем своим обликом выражал непритворную, учтивую приветливость ко всем, кто его окружал, будь то подхалимы, паразиты, льстецы, ханжеские себялюбцы, что никогда бы не рискнули собой ради служения ему без выгоды для себя, и всем своим присутствием он выражал дремлющую, но волевую силу. Даже сейчас я не способен выразить волнение, охватившее меня, когда подошел наш черед быть представленными – я увидел, как мой спутник шагнул вперед, и лорд-гофмейстер назвал его имя: «Князь Лучо Риманез», и тогда – тогда мне показалось, что все вокруг в этой сверкающей зале застыло без движения! Все взгляды были прикованы к величественной фигуре и благородному лику моего друга, когда он поклонился с такой непревзойденной галантностью и изяществом, что приветствия всех остальных гостей показались нелепыми. С минуту он совершенно неподвижно стоял перед королевским троном, лицом к лицу с принцем, будто хотел впечатлить его самим фактом своего присутствия, и свет, лившийся в окна зала, померк, словно облако скрыло солнце. На миг вокруг воцарился сумрак и стало холоднее – невероятный магнетизм Риманеза очаровал всех, и никто из присутствующих не сделал ни шага, не двинулся с места. Эта удивительная, впечатляющая пауза была недолгой – по телу принца Уэльского пробежала едва заметная дрожь, он пытливо изучал представшую перед ним грандиозную фигуру, и казалось, вот-вот был готов разбить ледяные оковы приличия и заговорить, но с видимым усилием сдержался, чинным приветственным жестом ответив на глубокий поклон Лучо, и мой друг, улыбаясь, удалился. Настала моя очередь – но я, конечно, не произвел впечатления, разве что услышал сдавленный шепот со стороны кого-то из королевской родни, едва прозвучало имя «Джеффри Темпест» – «Пять миллионов!», и ощутил новый прилив раздражения, теперь сопровождавшего меня почти постоянно. Вскоре мы покинули дворец, и в ожидании экипажа под навесом у входа я коснулся руки Риманеза.

– Вы стали подлинной сенсацией, Лучо!

– В самом деле? – он усмехнулся. – Вы мне льстите, Джеффри.

– Вовсе нет. Почему вы так долго стояли перед троном?

– Чтобы поднять себе настроение! – равнодушно ответил он. – И отчасти для того, чтобы его королевское высочество вспомнило меня при нашей следующей встрече.

– Но он, кажется, вас узнал. Вы уже встречались раньше?

Его глаза сверкнули.

– Часто! Но до сих пор я ни разу не появлялся в Сент-Джеймсском дворце. Парадный костюм и светские манеры меняют облик большинства людей, и я сомневаюсь – да, весьма сомневаюсь, даже несмотря на то, что у принца отличная память на лица – что сегодня он действительно меня узнал!

XVII