Я рассмеялся, и она вместе со мной, снова став прежней Дианой.
– Если б я вам сказала, что
– Я поверю любому слову, что сорвется с ваших губ! – галантно возразил я.
– Значит, поверьте! И смиритесь с этим, если можете! Я не могу. Он был из первых колонистов на «Мэйфлауэре», пал на колени и восславил Господа, едва ступив на землю, как истинный отец-паломник. Но ему не сравниться с тем, кого пронзили копьем на Босуортском поле.
Наш разговор прервал появившийся лакей.
– Карета ждет вас, мисс.
– Хорошо, спасибо. Доброй ночи, мистер Темпест, известите Сибил о том, что пришли; лорд Элтон ужинает в гостях, а Сибил весь вечер дома.
Подав ей руку, я проводил ее до экипажа, и мне было немного жаль смотреть, как она уезжает на званый вечер к торговцу лаком в одиночестве. Она была хорошей девушкой, умной и искренней, порой грубоватой и дерзкой, но в целом следовала лучшим побуждениям и сторонам своей натуры – и ее искренность, неподдельная, не модная, всегда оставалась и будет оставаться непонятной для ханжей из английского высшего общества.
Медленно, в раздумьях, я поднялся назад в гостиную, по пути сказав одному из слуг спросить у леди Сибил, не уделит ли она мне несколько минут. Долго ждать мне не пришлось; я всего дважды измерил комнату шагами, когда появилась она, столь необыкновенно волнующая и прекрасная, что я едва удержался от удивленного вскрика. Как и всегда по вечерам, одета она была в белое; волосы ее были расчесаны хуже обыкновенного, волнами ниспадая на лоб; она была необычайно бледна, а глаза казались больше и темнее прежнего, и улыбка была слабой, неверной, как у сомнамбулы. Она подала мне руку; та оказалась сухой и пылающей.
– Отца нет дома… – начала было она.
– Знаю. Но я пришел, чтобы повидаться с
Она что-то тихо сказала в знак согласия и, бессильно опустившись в кресло, начала крутить в руках розу из вазы, стоявшей рядом на столе.
– У вас усталый вид, леди Сибил, – тихо сказал я ей. – Вам нездоровится?
– Я в полном порядке, – послышался ответ. – Но вы правы в том, что я устала. Я чудовищно устала!
– Может быть, вы перетрудились? Вы так много ухаживаете за матерью…
Она горько усмехнулась.
– Ухаживаю за матерью! Не стоит приписывать мне такую заботливость. Я никогда за ней не ухаживаю. Не могу: я слишком малодушна. Ее лицо пугает меня; каждый раз, когда я пытаюсь к ней приблизиться, она силится заговорить, и эти тщетные попытки так ужасны, так отвратительны, что смотреть на нее просто жутко, до невозможности. Когда я вижу ее такой, я едва держусь на ногах, и два раза я уже падала в обморок. Подумать только! Этот живой труп с леденящим душу взглядом на самом деле –
Она задрожала всем телом, и губы ее побледнели. Я был всерьез обеспокоен ее состоянием и не преминул сказать ей об этом.
– Это должно очень плохо сказываться на вашем здоровье, – сказал я, придвинув свое кресло поближе. – Может быть, вам сменить обстановку?
Она молча смотрела на меня. Взгляд ее был странным – в нем не было ни нежности, ни печали, только пылкость, страсть и властность.
– Я только что виделся с мисс Чесни, – продолжил я. – Она очень переживает.
– Ей не о чем переживать, – холодно сказала Сибил, – разве что о том, сколько осталось жить моей матери. Но она молода; она может позволить себе немного подождать венца Элтонов.
– Но… может быть, ваше предположение ошибочно? – тихо возразил я. – Какими бы ни были ее недостатки, я считаю, что девочка восторгается вами и любит вас.
Губы ее скривились в презрительной усмешке.
– Я не нуждаюсь ни в ее любви, ни в ее восторгах. У меня есть несколько подруг, и все они лицемерны; я не доверяю никому из них. Когда Диана Чесни станет моей мачехой, мы по-прежнему будем чужими друг для друга.
Я почувствовал, что касаюсь деликатных вопросов и не могу продолжать разговор, не рискуя оскорбить ее.
– А где
– Риманез? О, он человек эксцентричный, и временами общество становится ему ненавистно. Он часто видится с вашим отцом в клубе, и полагаю, причиной его редких визитов служит то, что он ненавидит женщин.
– Всех женщин? – спросила она, слегка улыбнувшись.
– Без исключения!
– Значит, он ненавидит меня?
– Я этого не говорил, – возразил я поспешно. – Никто не в силах ненавидеть вас, леди Сибил, но, если дело касается князя Риманеза, я полагаю, что он не отринет свое отвращение к женскому полу – а это систематическое расстройство – даже ради вас.
– Значит, он никогда не женится? – задумчиво спросила она.
– О, никогда! – со смехом ответил я. – В этом вы можете быть уверены.