– Не заблуждайтесь насчет меня, – сказала она, на миг остановившись и смерив меня мрачным взглядом. – Если вы женитесь на мне, вы должны полностью осознать последствия своего выбора. С таким состоянием, как у вас, вы, конечно, можете жениться на любой из тех, кто понравится вам. Я не утверждаю, что вы найдете кого-то лучше, чем я; не думаю, что это возможно среди
Она умолкла, и я смотрел на нее со странной смесью обожания и разочарования, как варвар может смотреть на идола, которого все еще любит, больше не веря в его божественность. Хотя все, что она говорила, согласовалось с моими собственными теориями – так на что же мне было жаловаться? В Бога я не верил, так почему же я должен был непоследовательным образом сожалеть о том, что она разделяет мои убеждения? Я невольно цеплялся за старомодную идею религиозной веры как священного женского долга; ни одной причины, способной это подтвердить, я не находил, разве что романтической иллюзии, что за тебя будет молиться достойная женщина, если сам за себя ты молиться не способен. Однако было очевидно, что Сибил была достаточно «прогрессивной», чтобы обойтись без религиозных суеверий;
– Вид у вас невеселый, Джеффри, – сказала она куда более спокойным тоном, чем прежде. – Утешьтесь! Еще не поздно передумать!
Наши взгляды встретились; в ее глазах застыл вопрос – глазах прекрасных, сияющих, ясных и чистых, как сам свет.
– Я никогда не передумаю, Сибил, – ответил я ей. – Я люблю вас; я всегда буду любить вас. Но мне бы не хотелось, чтобы вы так безжалостно судили себя – у вас такие странные мысли…
– Вы считаете их странными! – сказала она. – Не стоит! Не в это время «новых женщин»! Благодаря газетам, журналам и декадентским романам я верю в то, что в высшей степени достойна роли жены! – она горько рассмеялась. – Нет ничего, что я не знаю об этой роли в браке, хоть мне еще и нет двадцати. Долгое время меня готовили к тому, что продадут по наивысшей цене, и все глупые мысли о любви – любви поэтов и идеалистов, о которой ребенком я мечтала в Уиллоусмире – все они растаяли, все они умерли. Идеальная любовь мертва, и что еще хуже – вышла из моды. Меня тщательно учили тому, что ничто, кроме денег, не имеет значения, и вряд ли вам стоит удивляться тому, что я говорю о себе как о предмете торговой сделки. Брак для меня и
– Сибил, – сказал я со всей серьезностью, – вы клевещете на себя, я уверен в этом! Вы одна из тех, кто может жить в этом мире, но не быть его частью; ваш разум слишком открыт и чист, чтобы быть порочным, даже если вы соприкасаетесь с чем-то дурным. Я не стану верить ни единому вашему слову, порочащему вашу милую и благородную натуру, и Сибил, позвольте попросить вас не огорчать меня постоянным напоминанием о том, как я богат, или я начну расценивать это как проклятье. Я любил бы вас так же сильно, если бы был беден…
– Любить меня вы бы могли, – перебила она меня с необъяснимой улыбкой, – но не осмелились бы заявить об этом!
Я промолчал. Вдруг она рассмеялась и нежно обвила руками мою шею.