Скорбь Сатаны

– Ну, полно вам, Джеффри! Я закончила свою речь – будь она навеяна моим ибсенизмом, или еще каким-нибудь «-измом», что на меня повлиял, и нет нужды печалиться об этом. Я сказала вам то, что думаю; я сказала вам правду, что сердцем я не молода и не невинна. Но я не хуже, чем те, что равны мне, так что, возможно, вам стоит примириться с неизбежным. Я соответствую вашим желаниям, разве нет?

– Разве можно так легкомысленно говорить о моей любви к вам, Сибил?! – ответил я с болью в голосе.

– Не берите в голову – это просто моя манера выражаться, – продолжала она. – Я соответствую вашим желаниям, и вы хотите на мне жениться. Что ж, все, о чем я прошу – ступайте к моему отцу и немедленно купите меня! Закройте сделку! И когда вы меня купите… – ну что за трагический вид! – Тут она снова рассмеялась. – Когда вы заплатите проповеднику, заплатите подругам невесты (кулонами с монограммой или брошами), заплатите гостям (свадебным тортом и шампанским), сведете со всеми счеты, даже с тем, кто закроет за нами дверцу свадебного экипажа… Увезете ли вы меня? Далеко-далеко – подальше от этого места, этого дома, где лицо моей матери, словно призрак, смотрит на меня из тьмы; где день и ночь мучают кошмары; где слышатся странные звуки и снятся ужасные сны… – Вдруг она осеклась и спрятала лицо на моей груди.

– О да, Джеффри, увезите меня скорее, как можно скорее! Давайте никогда больше не будем жить в этом ненавистном Лондоне, давайте поселимся в Уиллоусмире, где я могу снова найти отраду минувших дней, счастливых дней моего прошлого!

Взволнованный трогательной проникновенностью ее слов, я прижал ее к сердцу, чувствуя, что она не вполне отвечает за те странные слова, что, очевидно, сказала, будучи встревоженной и взволнованной.

– Все будет так, как вы пожелаете, моя дорогая, – заверил я. – Чем скорее вы станете моей, тем лучше! Сейчас конец марта – будете ли готовы сыграть свадьбу в июне?

– Да! – ответила она, все еще пряча лицо.

– Отныне, Сибил, – продолжал я, – запомните – больше никаких разговоров о деньгах и сделке. Скажите мне то, что еще не сказали – что любите меня, и полюбили бы меня, даже если бы я был беден.

Она смотрела мне прямо в глаза, решительно и бестрепетно.

– Я не могу сказать этого. Я уже говорила вам, что не верю в любовь, и, если бы вы были бедны, я не стала бы вашей женой. В этом нет смысла!

– Вы так откровенны, Сибил.

– Лучше быть откровенной, разве нет? – Она вынула цветок из букетика на груди и вставила его в петлицу моего пальто. – Джеффри, что хорошего в притворстве? Вы бы не хотели быть бедным, и я тоже не хотела бы этого. Я не понимаю смысла слова «любить» – иногда, читая какой-нибудь из романов Мэйвис Клэр, я верю в то, что любовь может существовать, но стоит мне закрыть книгу, как вера тут же исчезает. Так что не просите меня о том, чего я не могу дать. Я хочу стать вашей женой, и я буду этому рада; вот и все, чего вы можете ждать от меня.

– Все! – воскликнул я, и в крови моей, когда я заключил ее в объятия и страстно поцеловал, внезапно смешались любовь и гнев. – Все! Вы, бесстрастный ледяной цветок! Нет, это не все! Вы растаете от моих прикосновений и узнаете, что такое любовь – не думайте, что вам удастся избежать ее влияния, мое дорогое, глупое, прекрасное дитя! Ваша страсть спит – она должна пробудиться!

– Ради вас? – спросила она, склонив голову мне на плечо и глядя на меня своими мечтательными, сияющими, чудесными глазами.

– Ради меня!

Она рассмеялась.

– О, прикажите мне полюбить, и я полюблю! – чуть слышно проговорила она.

– Вы полюбите, вы должны, обязательно! – пылко воскликнул я. – Я научу вас искусству любви!

– Нелегко овладеть этим искусством! – ответила она. – Боюсь, на это уйдет целая жизнь, даже с таким учителем, как вы.

И когда я поцеловал ее вновь и пожелал ей спокойной ночи, в ее взгляде все еще теплилась улыбка, придавая ему колдовское очарование.

– Вы сообщите новости князю Риманезу?

– Если вы хотите.

– Конечно, хочу! Скажите ему немедля. Я хочу, чтобы он узнал об этом.

Я спустился по лестнице, она смотрела на меня, склонившись над балюстрадой.

– Спокойной ночи, Джеффри! – тихо сказала она.

– Спокойной ночи, Сибил!

– Обязательно сообщите князю Риманезу!

Ее белая фигура исчезла, а я покинул дом в смятенных чувствах, раздираемый гордостью, исступленным восторгом и болью – будущий муж графской дочери, влюбленный в женщину, объявившую, что не способна ни любить, ни верить.

XVIII

С тех пор минуло всего три года, и оглядываясь назад, я отчетливо помню странное выражение лица Лучо, когда я сообщил ему, что Сибил Элтон приняла мое предложение. Вдруг он улыбнулся, и глаза его зажглись невиданным прежде светом – они зловеще сверкали, будто отражая тщательно скрываемый гнев и презрение. Пока я говорил, он, к моей досаде, все играл со своей жуткой любимицей, с насекомым-мумией – и я был немало обеспокоен отвратительным упорством, с которым это создание, напоминая летучую мышь, цеплялось за его руку.