– Я рада, что вы так считаете, – ответила она. – Надеюсь, что я и вправду такая. Как правило, литераторы чересчур важничают и слишком высокого мнения о себе. Поэтому они становятся такими занудами. Я не верю, что кто-либо может работать хорошо, и при этом не быть просто счастливым и совершенно безразличным к чужому мнению. Я бы продолжала писать, даже если бы жила на каком-нибудь чердаке. Раньше я была бедной, ужасно бедной, и даже сейчас я небогата, но мне хватает на то, чтобы спокойно работать, и так и должно быть. Если бы у меня было больше денег, я бы обленилась и перестала работать – и тогда в мою жизнь бы вошел Сатана, и было бы совсем как в пословице: «Праздный ум есть мастерская дьявола».
– Думаю, у вас достаточно сил, чтобы противиться Сатане, – решительно сказал Лучо, чьи внимательные сумрачные глаза тщательно изучали ее.
– Этого я знать не могу – я не настолько в себе уверена! – улыбнулась она. – Мне кажется, что он – личность ужасно очаровательная. Никогда не представляла его обладателем копыт и хвоста; здравый смысл говорит мне, что существо, предстающее в подобном виде, вряд ли бы считалось привлекательным. Удачнее всех Сатану изобразил Мильтон, – в глазах ее блеснул пыл воображения, – могучий падший ангел! Если легенда правдива, как можно не жалеть его?
Вдруг стало тихо. Снаружи пела птица, ветерок колыхал лилии на окне.
– Прощайте, Мэйвис Клэр! – очень тихо, почти с нежностью сказал Лучо. Голос его звучал еле слышно, дрожал, печальное лицо побледнело. Она взглянула на него слегка удивленно.
– Прощайте! – ответила она, протянув ему свою ручку. Он на мгновение задержал ее руку в своей… затем склонился и припал к ней губами, что поразило меня, знавшего, как он ненавидит женщин. Отняв руку, она залилась румянцем.
– Всегда будьте собой, Мэйвис Клэр, – тихо проговорил он. – Пусть ничто не изменит вас! Храните свет своей натуры, свой непоколебимый и сильный дух, и горький лавр славы на вашем челе будет сладостным, словно роза. Я видел этот мир; я много странствовал и встречал множество знаменитых мужчин и женщин – королей и королев, сенаторов, поэтов и философов; познания мои разнообразны и обширны, так что я имею некоторое представление о том, что говорю, и уверяю вас, что Сатана, о котором вы отозвались столь сочувственно, не нарушит покой души чистой и умиротворенной. Подобное тянется к подобному – падший ангел ищет падших, и дьявол – если он существует – становится другом тех, кто наслаждается его учениями и обществом. Предания гласят, что он боится распятия, но если он чего-то и боится, то это «сладостная гармония», о которой пел ваш Шекспир и которая лучше защитит от зла, чем церковь и молитвы святош! Я говорю так по праву лет – я много, много старше вас! Простите, если сказал слишком много.
Она не сказала ни слова, очевидно тронутая и удивленная его словами, глядя на него отчасти с недоумением, отчасти с трепетом; но прежний вид вернулся к ней, когда я подошел, чтобы попрощаться.
– Я очень рад, что встретился с вами, мисс Клэр. Надеюсь, мы будем друзьями!
– Полагаю, у нас нет причин становиться врагами, – искренне сказала она. – Я очень рада, что вы зашли ко мне сегодня. Если вы захотите снова меня покритиковать, знайте – быть вам голубем, и ничем больше! До свидания!
Она мило махала нам рукой, провожая нас, а когда за нами закрылась калитка, мы услышали звучный радостный лай огромного Императора, очевидно, освобожденного из заточения сразу после нашего ухода. Некоторое время мы шли молча, и только вернувшись в имение Уиллоусмир, где у дороги стоял экипаж, готовый увезти нас на станцию, Лучо заговорил:
– Что же, а какого мнения вы о ней
– Она настолько отличается от общепринятого идеала писательницы, насколько это вообще возможно, – ответил я со смехом.