Я молилась только о том, чтобы Кирнан не был с ним. Я не думала, что он стал бы помогать Саймону – на него это не похоже, – но правда в том, что я не знала Кирнана достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в этом. И, если он просто следовал за Саймоном, я надеялась только, что он будет осторожен, потому что я была уверена – у Саймона не дрогнет рука причинить ему боль. Или использовать его как приманку.
В Мидуэе теперь было гораздо более людно и шумно. Мне пришлось свернуть с тротуара на главную улицу, чтобы избежать скопления людей, выстроившихся в очередь в зоопарк Хагенбека[28]
. На красочных плакатах, вывешенных над входом, были изображены слоны, львы и тигры, терпеливо поджидающие на платформах, за которыми наблюдал дрессировщик, щелкая кнутом. К полудню стало жарче, и в воздухе у здания теперь стоял затхлый, зловонный запах, который напомнил мне об одном печальном маленьком цирке, который я посетила в детстве. Казалось, это не повлияло на энтузиазм людей в очереди, но это скорее потому, что в эту эпоху экзотических животных можно было увидеть только на картинах и черно-белых фотографиях.Я окинула взглядом всю улицу в поисках Саймона или Кирнана, пытаясь вспомнить рассказы Кэтрин и дневниковые записи о предыдущем перемещении. Мы уделили намного больше времени изучению второго перемещения. Первое я только бегло просмотрела, выискивая в нем дополнительную информацию о самой ярмарке. Кэтрин сказала, что это перемещение не было связано с ее исследованиями – она была там, только чтобы собрать общие впечатления о последних днях ярмарки и понаблюдать за реакцией людей на убийство мэра Харрисона, а также сделать заметки для других агентов ХРОНОСа.
Я смутно припоминала ее рассказы о камере, африканской выставке и немецкой пивной. Под африканской выставкой она, должно быть, имела в виду дагомейскую деревню, расположенную в дальнем конце Мидуэя. Пивная находилась прямо по курсу, в немецкой деревне, но я понятия не имела, в какой именно день она отправилась туда.
Вместо того чтобы тратить время на попытки вспомнить все детали, я остановилась в тени одного из виадуков, пересекавших Мидуэй, и вынула из сумки дневник 1893 года. После нескольких минут поисков я нашла запись от 28 октября и быстро просмотрела ее. Кэтрин провела бо́льшую часть утра, разговаривая с девушками в Международном Доме красоты, на своего рода всемирном показе мод, который был очень популярен – снаружи выстраивалась длинная очередь оба раза, когда я проходила мимо, и, как ни странно, в ней было почти столько же мужчин, сколько и женщин, хотя я подозревала, что большинство парней приходили смотреть на красивых девушек со всего мира, а не узнавать последние тенденции в мировой моде. Около полудня Кэтрин вернулась на главную выставку, где говорила с некоторыми из многочисленных рабочих, которым придется искать новую работу спустя несколько дней, когда ярмарка закроет свои двери в последний раз.
Следующая запись в дневнике была именно той, которую я искала. В ней говорилось, что к трем часам дня она будет у немецкой деревни. Но она не задержалась там надолго, ей нужно было только поговорить с подругой той барменши, что исчезла несколько недель назад. Смена девушки начиналась только в шесть, поэтому Кэтрин решила вернуться вечером.
Я прислонилась спиной к кирпичной стене виадука и стала обдумывать возможные варианты. У Саймона была информация только из дневника, так что он не мог знать больше меня о том, где Кэтрин будет между полуднем и тремя часами. Ему, как и мне, оставалось только следить за несколькими входами в немецкую деревню.
С виадука я могла наблюдать за одним из них, но не была уверена, что он ведет в пивную.
Спрятав дневник обратно в сумку, я решила отправиться в немецкую деревню, чтобы провести небольшую разведку.
Три маленькие девочки в костюмах туземцев шли через улицу от яванской выставки, взявшись за руки, пересекали середину улицы. Я только шагнула к ним, чтобы спросить, не видели ли они «малыша Мика», потому что он, кажется, знал всех на выставке, – как вдруг увидела, что выражение их лиц сразу же изменилось. Одна маленькая смуглая ручка внезапно взметнулась вверх, будто ее владелица пыталась предупредить меня.
Я с удивлением поняла, что на самом деле это были вовсе не маленькие девочки, а три крошечные пожилые женщины. Испуганное выражение их лиц было последним, что я отчетливо запомнила, прежде чем почувствовать острый укол иглы в предплечье. Мидуэй начал таять в калейдоскопе случайных лиц и частей тел. Я мельком увидела мужчину с усами, в черном котелке, красочную парчу яванских костюмов и маленькую потертую туфельку, когда мои колени подогнулись. Затем – только формы и цвета. И наконец, все погрузилось в кромешную тьму.