Сковородка судного дня

Миннезингер раскланялся, достал из-за плеча инструмент, ротту с блестящими струнами, сел на подставленный Мареком табурет. Музыка была привычной, тарифской, гости подхватили песню с первых аккордов.

Чернявый ущипнул Госю, чтоб спешила с заказами, кивнул Петрику и вразвалочку подошел ко мне:

– Шпильмана на втором этаже поселим, уговорились бесплатно, вроде как за работу, чаевые ему.

– Экий ты быстрый!

– А чего тянуть? Развлекать публику после вчерашнего я, прости, не в состоянии. Тем более сегодня работаем в минус.

– Имя свое помнишь? – спросила Гражина осторожно.

Марек вздрогнул, хотя слышать ее не мог, тряхнул головой:

– Что?

– Говорю, – хмыкнула я, – что твоими стараниями в минус сегодня обслуживаем. Зачем бесплатное угощение обещал?

Чародей помолчал, послушал песню Шпильмана, голос у того был хороший, в ноты попадал.

– Не бойся, Аделька, сегодняшняя недоприбыль нам с горкой вернется. Что же касается имени, я точно слышал, ты о нем меня спрашивала, то его я в один прекрасный момент обязательно вспомню.

«Ну да, прекрасный. В момент, когда моя кровь будет стекать по твоему подбородку», – подумала я, награждая неосторожную тетечку гневным взглядом.

Марек моих кривляний не заметил, пялился в вырез крахмальной блузки, велел сесть за столик бургомистра и украшать вечер своими прелестями.

– Ступай, Аделька, я после присоединюсь. От визита пана Килера мы, судя по всему, на сегодня избавлены. Госька тебе попить принесет.

– Не вина, – предупредила я, – простой воды.

Гражина шепотом это решение одобрила. В этот раз Марек не вздрогнул, но плечи его напряглись. Когда он проводил меня к столику и ушел, я пробормотала:

– Он вас слышит, тетечка, абсолютно точно слышит.

Гося поставила передо мной хрустальный графин в проволочной оплетке, бокал, я кивком поблагодарила, провела пальцем по металлу. А если он Гражину слышит, значит, мог и того призрака в лесу. Убийцу Ласло.

– Тетечка, – шепнула я возбужденно, – не могли бы вы Рузечку попросить обыскать детскую? Не помню, рассказывала ли я вам про золотые чешуйки, которые после превращения волшебного оленя остались…

Оказалось, что говорила, и Гражина, к чему я веду, немедленно поняла. Она вернулась довольно быстро, пан Шпильман успел спеть только две песни.

– Кусок золота, – отчиталась тетка, – с ноготь большого пальца величиной. Марек его и не прятал особо, на столике рядом с гребнем для волос чешуйка лежит. Рузечка спрашивает, может, заразу эту в клозетный сток бросить?

– Не нужно, оставьте все как было. Может, Марек больше одной прихватил. Пусть пока думает, что я ни о чем не догадалась.

– Рузечка говорит, что если эту заразу в порошок измолоть и в еду подсыпать, у того, кто откушает, кровь горлом пойдет.

– Знаю.

– Ничего из рук чародея не бери, – велела Гражина. – Даже воду. В ванной будешь пить из-под крана, за закрытыми дверями.

Я пообещала, а тетке сказала, чтобы отправлялась к сестре. Она послушалась, скоро рядом со мной за столик присел чародей, отмахнулся от Госи:

– Ничего не нужно. – Налил воды из графина, выпил, кисло мне сообщил: – С вином действительно притормозим. Не то чтобы я боялся пьянчужкой в городе прослыть, но, раз жениться на панне-владелице заветных погребов не получится, приходится экономить.

– Не опускай руки, прояви свое мужское обаяние, очаруй Ясну и, может, она с ключом от сердца вручит тебе и другой, от погребов.

– Ты удивительная женщина, Аделька, – протянул мне Марек бокал, в котором плескалось на донышке. – Всю жизнь в глуши живешь, а речь правильная, богатая даже.

Воду я допила: если чародей ее отхлебывал, то и мне безопасно. Марек ответов не ждал, продолжал болтать:

– Что же касается нашей панны Крыски, даже если я ее соблазню, что, уверен, не так и сложно, жениться на ней не получится. Для брачного обряда настоящее имя надо, то самое, которое я забыл.

Ну да, так положено. У алтаря жених с невестой произносят полные имена друг друга. Иногда смешно получается. В прошлом году, когда прачка Елка за пана Михася шла, они торжественно прокричали: Миханопулус и Елкипаклия. Целовались уже под хохот толпы. Потому что одно дело, как тебя родня и соседи прозывают, другое – каким именем волшебная пани фея наградила. Они ведь, как всем известно, те еще забавницы. Из книг я знала, что в прочих государствах красноволосые пани поскромнее себя ведут. У нас же в Тарифе… Эх…

Я глубоко вздохнула и поняла, что совершенно потеряла нить марекового монолога:

– Чего ты там раскрыл?

Он взял мою руку и провел по ладони подушечкой большого пальца, как совсем недавно делал пан Килер.

– Вот это, Аделька. Я твою чувственность раскрыл, понимаешь? Думаешь, не заметно было, как ты на площади к фахану льнула? Вчера едва робкие прикосновения его вельможности терпела, а сегодня… – Я выдернула руку, Марек криво улыбнулся. – Мой поцелуй тебя возбудил, растопил ледяные оковы, в которых ты пребывала. А это значит… значит…

Черные как ночь глаза остановились на моих губах:

– Воспользоваться плодами своих трудов я никому не позволю.