Сковородка судного дня

Тут его отвлек один из гостей, попросив рассказать об охоте на златорогого оборотня. Я вдохнула, выдохнула, ущипнула себя над коленом. Морок он, а не Марек! Глупостями своими так заворожил, что я как дышать забыла. Пан Шпильман как раз отдыхал, и чародей пошел к стойке, взгромоздился на нее и около получаса вдохновенно врал.

– Адичка, – встревоженный шепот Гражинки был едва слышен, – беда. Рузечка в календарь поглядела, мы с лунными циклами ошиблись.

Мой организм как будто ждал этих слов, живот болезненно скрутило, на лбу выступила испарина. Те самые дни, женские, опасные.

Я вскочила, поймала за передник растрепанную Госю:

– До послезавтра меня в трактире не будет, захворала.

Девушка кивнула, ей моя таинственная хворь была привычна:

– Мы с хлопцами со всем справимся, ступайте, панна-хозяйка.

– Какое счастье, что Госька за Анджеем не ушла, – басила тетка, когда я взбегала по лестнице. – Надо все-таки придумать, кого ей в женихи подобрать, чтоб…

Шкатулка, амулет! Я не успела его забрать! Неважно, это как раз подождет. Все подождет. Я захлопнула дверь своих покоев, повернула ключ, набросила засовы, придвинула к порогу комод. Рузя стучала ножками впереди, расчищая дорогу:

– Быстрее, Адичка, чудом успели. Это я виновата, неправильно эллипс черной луны заложила.

Приблуд не было, ни одной, кажется… Голосок тетки пропал, отсеченный прозрачной хрустальной мембраной моего тайного места. Ни звука, ни ветерка, только два силуэта снаружи. Гражина прижалась лицом к стеклу, я погладила сквозь преграду синюю щеку:

– Спасибо, тетечки. Что бы я без вас делала?..

Мои драгоценные родственницы, два неупокоенных духа. Познакомились мы так. Юная Аделька, действительно юная, только ходить научилась, отправилась трактирные закоулки исследовать. Тогда дом казался мне огромным и полным тайн. На чердаке я их и нашла, и тайны, и теток. Довольно долго не понимала, с кем именно подружилась, мне тогда без разницы было – живой, мертвый или приблуда. Если напасть пытается, верещу в голос, матушка из трактира прибегает и развоплощает опасность. Но эти призраки оказались безвредными. Кто они, откуда, покойницы не знали. Имена им Морава придумала, уже после того, как позволила остаться, специально со звуком «р», чтоб я побыстрее картавить разучилась.

– Бывает, что неупокойники за сильными артефактами увязываются, – объяснила мама, когда обнаружила меня на чердаке в компании с новыми подружками. – Артефактов у нас с тобой два, вот и призраков парочка. Вдруг у пана нашего Спящего на них свои особые планы? Если так, настанет нужное время, и все решится само собой.

А пока нужное время не наступило, тетки проводили свою послежизнь с нами и пытались быть полезными. Рузя ловко управлялась с иглой и ниткой, могла отыскать в фолиантах любую информацию, составить заклинание, сварить зелье. В отличие от Гражины, Рузечка имела некоторое телесное воплощение – скелет, остатки седых волос, кружевную сорочку, похожую на саван. Гражина была эфемерна, кроме меня с матушкой ее никто обычно видеть не мог. Огромное раздутое тело утопленницы, синюшное, бесформенное. Наверное, это смотрелось страшновато, но я привыкла. Чего не скажешь о тех немногих незадачливых воришках, которые пытались проникнуть в трактир. Тем Гражина показывалась с ошеломительным эффектом. Ранняя седина, заикание, недержание мочи – вот небольшой список последствий для злоумышленников.

Из дома тетушки выходить не могли, Рузя вообще была ограничена в перемещениях покоями третьего этажа; наверное, это было как-то связано с близостью нашего второго артефакта. Первым была золотая сковородка. Мама говорила, что полезные вещи ей отдали вельможные феи, чтобы защитить излишне щедро одаренного ими ребенка, меня то есть. И, видит Спящий, без этих предметов я бы до своих теперешних лет не дожила.

Из-за теток мы не могли нанимать на работу в трактире семейные пары. Дети, как известно, прозорливее взрослых. Однажды (я сама этого, конечно, не видела, матушка рассказала) пани Богуслава, мясничиха, явилась к нам за пьяненьким мужем с Франчишкой на руках, девочка увидела Гражину, сидящую на перилах лестницы. Детский припадок списали на сглаз, но Морава причину его поняла прекрасно и решила – никаких детей в трактире больше не будет.